Михаил Ходорковский. Узник тишины: История про то, как человеку в России стать свободным и что ему з

К середине девяностых годов предприимчивые финансисты, имевшие доступ к закрытой информации довели свою локальную эффективность до совершенства. Они научились жить в стране, в которой не умело жить подавляющее большинство населения.

Теперь уже, когда поступки Михаила Ходорковского времен приватизации принято считать преступлениями, а об аналогичных поступках всех остальных думать не приказано, театральный режиссер Светлана Врагова в телевизионной программе Андрея Караулова «Момент истины» впервые рассказывает, как Банк МЕНАТЕП отобрал у нее квартиру. Она говорит, что ей не повезло жить от Банка МЕНАТЕП в непосредственной близости в прекрасном старом доме.

И Банк МЕНАТЕП решил расселить ее дом, купив каждому жильцу квартиры в других районах, а дом забрать себе. Светлана Врагова говорит, что из всего ее подъезда выселяться в другую квартиру отказались только она и сосед ее сверху. Сосед вскоре был убит (Светлана Врагова не утверждает, что убийцы имели отношение к МЕНАТЕПу). А она сама однажды вернулась домой с дачи и застала свою квартиру разоренной. Мебель и библиотеку куда-то вынесли, стены сломали. У дверей стояли охранники Банка МЕНАТЕП, милиция только смеялась, когда Светлана Врагова требовала принять у нее заявление, что квартира разорена. Если верить этому рассказу госпожи Враговой (а я верю), то наверняка у Банка МЕНАТЕП выселение жильцов было как-нибудь законно оформлено. Эффективнее было госпоже Враговой выехать в другую квартиру, пока просили добром.

Неэффективно было упираться и хотеть жить в квартире, где прожила пятнадцать лет. Не стоило вообще иметь человеческие чувства — они не эффективны.

Однако же госпожа Врагова говорит, что, оставшись бездомной, стала звонить своим высокопоставленным друзьям-чиновникам. Вот это было уже по-настоящему эффективно: кто-то из высокопоставленных друзей госпожи Враговой позвонил кому-то из начальников МЕНАТЕПа, и МЕНАТЕП купил госпоже Враговой хорошую, по ее выбору и в удобном для нее районе, квартиру взамен захваченной.

Госпожа Врагова рассказывает, что через несколько лет встретилась случайно с Михаилом Ходорковским на приеме в Кремле. И Ходорковский извинился.

Он, вроде бы сказал: — Простите, я не знал, что это были вы.

И если он действительно так сказал, то слова его значили: «простите, я не знал, что выселяю из дому сильного и эффективного человека, одного из нас, избранных». И если он действительно так сказал, то, стало быть, все еще не понимал, что человека нельзя выселять из дому, не потому что он сильный, эффективный или избранный, а потому что он человек.

В этой истории я всем сердцем сочувствовал бы Светлане Враговой, если бы не два обстоятельства. Во-первых, ничего с тех пор не изменилось: сейчас начнется коммунальная реформа, тысячи людей будут выселены из домов, где прожили жизнь, и Светлана Врагова, вероятно, не станет звонить за всех этих бездомных своим высокопоставленным друзьям, как не звонит уже теперь за бездомных беженцев и бездомных офицеров, потому что не слуга ведь она беженцам и бездомным.

Во-вторых, Светлана Врагова подписала открытое инспирированное Кремлем письмо, одобряющее арест Ходорковского. Зачем? Поступила на службу к государю? Средневековая этика? Ходорковский уже осужден, он уже в тюрьме, зачем пинать поверженного? Хорошо ли русскому интеллигенту восславлять тюрьму и суровость суда, если на памятнике Пушкину написано: «восславил свободу», «милость к падшим призывал»?

К середине девяностых предприимчивым финансистам удалось разобраться и с приватизацией той собственности, которую коммунистическая Дума ревностно, но бездарно от приватизации оберегала — с нефтью, с металлами, с землей.

Либеральный политик Немцов убеждал красный парламент, что нельзя же устраивать приватизацию наполовину и даже удачно шутил про коммунистов: «Они говорят, что земля — это мать, ее продавать нельзя. А в аренду сдавать можно?» Крупнейшие нефтяные и металлургические предприятия страны не приносили прибыли.

Предприимчивым финансистам больно было на это смотреть, понимая, сколько пропадает денег. Но увещевания и шутки Немцова не помогали выставить нефтяную и металлургическую отрасли на продажу.

Помогла блестящая, хоть и донельзя циничная идея предприимчивого финансиста Владимира Потанина, главы ОНЭКСИМ банка. Говорят, это именно он придумал залоговые аукционы. Государство не могло продать нефтяные компании и металлургические заводы частным лицам ни за ваучеры, ни за деньги. Но закон не запрещал государству попросить у частных банков денег взаймы под залог нефтяных компаний и металлургических заводов. А потом, когда оно, государство, не в состоянии будет вернуть долг, отдать, соответственно, заложенные нефтяные компании и металлургические заводы.

Идея была блестящей. Президенту Ельцину не хватало только повода, чтоб отважиться на воплощение такой отчаянной схемы приватизации предприятий, которые парламент запретил приватизировать. И повод нашелся. В 1995 году коммунисты триумфально выиграли парламентские выборы, а либералы позорно их проиграли.