21 ноября 1904 года умерла мать Кузмина, и помимо духовного потрясения это прибавило ему самых различных забот, прежде всего финансовых, которые лишь отчасти были разрешены с помощью Чичерина. Наследства никакого Кузмин не получил; дело о разделе вологодского имения, принадлежавшего деду, тянулось бесконечно и, даже закончившись, практически ничего ему не принесло. Но сразу же после того, как скончалась мать Кузмина, Чичерин написал своей невестке: «…обращаюсь к Вам, так как Вы с самого начала отлично отнеслись к Кузмину и сумели оценить его выдающуюся натуру.
Период после смерти матери до лета 1905 года описан в «Histoire 'edifiante…» так: «Я часто бывал у Казаковых, ездил к ним в Псков, путешествовал с ними в Олонец<кую> губ<ернию>, Повенец и вернулся через Финляндию и, наконец, переехал к ним жить со своими иконами, снявши вместе квартиру в Семенов<ском> полку. Весной я познакомился с Гришей Муравьевым, с которым вскоре и вступил в связь, думая со временем устроиться с ним во Пскове. Летом я заезжал в Зарайск, где он жил; прожили там дней 6 со спущенными от жары занавесками, любя и строя планы, по вечерам гуляя за городом в тихих полях. Потом я жил в Щелканове у Верховских. Тут, просто от скуки, я стал оказывать больше внимания, чем следует, младшему брату, вызвав ревность жены, негодование других и почти ссору. Потом все помирились, а он уехал в Киев. Осенью я стал жить с сестрою».
Можно добавить к этому пассажу, что в 1904 году Кузмин написал цикл сонетов [192], обращенный, по всей видимости, к тому же А. Бехли, «Комедию из Александрийской жизни» (которая нередко фигурирует в его собственных письмах и литературе о нем под заглавием «Евлогий и Ада» — по именам главных героев) и вокально-музыкальный цикл «Харикл из Милета», сюжет которого составляет история заговора против римского императора, соединенная с любовной историей главного героя. В 1905 году он усиленно работает над повестью «Крылья» и над циклом «Александрийские песни», которые станут в недалеком будущем наиболее известными его произведениями, по ним чаще всего и будут судить о значении творчества Кузмина для русской литературы.
В жизни Кузмина события бытовые имели зачастую не меньшее значение, чем явления, которым традиционно приписывается решающее значение в жизни человека. Несколько утрируя, об этом писал Георгий Иванов: «…в биографии Кузмина сбритая борода, фасон костюма, сорт духов или ресторан, где он завтракал, — факты первостепенные. Вехи, так сказать. По этим „вехам“ можно проследить всю „кривую“ его творчества» [193]. Из обстоятельств такого рода следует отметить решение Кузмина жить с семьей своей сестры.
Новую квартиру Кузмин описал Чичерину: «Адрес мой ты знаешь: уг<ол> Сув<оровского> и Тавр<ической>, д. 34, кв. 10, страшно светло, высоко, вид на небо, крыши домов, Охту, рядом Таврич<еский> сад, новый громадный дом, с цветными мозаиковыми стеклами на лестнице, электр<ичеством>, телефоном, ваннами, зеркальными окнами. Комната на улицу. Вся квартира в 7 комнат» (письмо от 29 августа 1905 года). И немного поживя там, он добавлял: «У Сестры (так!) мне очень удобно и безопасно, таинственные посетители, и староверцы и хулиганы, могут незаметно проходить ко мне через кухню и прямо коридором, и я могу быть уверенным, что никто не подслушивает и не подглядывает…» (9 ноября 1905 года).
Сестра Кузмина, Варвара Алексеевна, не слишком хорошо нам известна. Сохранившиеся ее письма брату показывают, что она не принадлежала к сколько-нибудь интеллектуальным кругам, но у нее Кузмин время от времени виделся с более или менее крупными деятелями революционного движения, так как ее первый муж, Абрам Яковлевич Ауслендер, принадлежал к народовольческой организации, побывал в ссылке и какие-то связи, по всей видимости, сохранились еще с тех времен. Со вторым ее мужем, П. С. Мошковым, Кузмин нередко путешествовал по ближайшим к Петербургу губерниям, а несколько позже подолгу гостил в селе Парахине недалеко от станции Окуловка Новгородской губернии, где Мошков служил на фабрике.