Довольно странное «приземление» одного из самых
Так, в своих «Литературных афоризмах» Перцов пишет:
«Пушкин эстетически совершеннее Лермонтова, но Лермонтов духовно – значительнее. На их примере наглядно видно, что в искусстве «главное» все-таки не красота и что само искусство не есть важнейшее явление нашего духовного мира».
Другой афоризм Перцова словно напрямую отвечает заключительному выводу Зеньковского (хотя вряд ли это была «живая» полемика):
«Если считать существом религиозности непосредственное ощущение Божественного элемента в мире – чувство Бога, то Лермонтов – самый религиозный русский писатель. Его поэзия – самая весенняя в нашей литературе, – и, вместе, самая воскресная. Отблеск пасхального утра лежит на этой поэзии, вся «мятежность» которой так полна религиозной уверенности».
И – никаких филологических терминов, никакого «персонализма» и «романтизма»:
Сергей Дурылин же невольно опровергает мнение Зеньковского о «приземленности» Лермонтова, о его «прикованности к земному бытию»:
«Лицейские стихотворения» Пушкина – предварительные «игры Вакха и Киприды». Еще нельзя играть в них в жизни – вот он, 14-летний мальчик, играет в них в стихах…
К «Играм Вакха и Киприды» в стихах присоединяются и столь же легкие «Игры Аполлона» – борьба с Шишковым, арзамасские набеги, участие… в литературных спорах того времени. Вот и все.
Точно и не было глубокого, таинственного звездного неба над ним. Точно оно никогда своими звездами не заглядывало ему в глаза, – и не проникало в душу. А в эти же годы Лермонтов – уж думал свою звездную думу, – уже вмешивался в [непримиримую] борьбу ангелов и демонов, уже решал свою загадку, общую с Платоном и Дантом, загаданную Богом и небом земле и человеку…Моя душа, я помню, с детских лет
Чудесного искала…