Насчет Кирибеевича – тут спора нет. А вот верны ли мысли Андреевского о «Казачьей колыбельной»? Разве чувства матери так уж безотрадны и невознаградимы? Разве же не она вырастила красавца богатыря и разве же не она лучше всех знает, что он
Сергей Дурылин писал о Василии Васильевиче Розанове:
«Его любимым поэтом был Лермонтов. Его любимым стихотворением: «Казачья колыбельная песня». Не могло и быть иначе. Он сам… только одно и делал всю жизнь: пел колыбельную песню бытию и человеческому роду…»
И далее (о Розанове, но и о самом существенном, чего не понял С.Андреевский, но что, конечно же, знал – сознательно или же чутьем – Лермонтов):
«…у ложа зачатия и рождения, у колыбели младенца – находится самое высокое место для писателя… отсюда бьет самый неисчерпаемый и поистине бессмертный источник тем, размышлений и созерцаний для мыслителя, источник, неведомый Канту, Гегелю, Шопенгауэру…»
По сведениям П.Висковатова, Лермонтов сам сочинил музыку для своей «Казачьей колыбельной песни». Лермонтовская энциклопедия сообщает, что «Колыбельная» вошла в школьные хрестоматии, гимназические пособия и нотные сборники и уже в ХIХ веке издавалась более 90 раз и что «до настоящего времени» (то бишь до 80-х годов ХХ века) песня записывается фольклористами «на всей территории страны», хотя обычно текст ее короче, чем стихотворение.
Изначально народная, лермонтовская «Казачья колыбельная» – и стала народной песней.
2
«Люблю молодца и в татарине» – говорит русская пословица.
Лермонтов любит молодца и в опричнике (Кирибеевич), тем более в казаке («Богатырь ты будешь с виду / И казак душой…»), а труса и предателя – ни в ком.
Небольшая поэма «Беглец», написанная в то же время, что и «Казачья колыбельная песня», сопровождена подзаголовком: «Горская легенда». Обычно легенды ходят о героях, эта – о трусе, бежавшем с поля боя.
Первая строка поэмы: «Гарун бежал быстрее лани…» давно сделалась нарицательной, и произносят ее обычно с насмешкой, а между тем насмешливость, издевка, ирония напрочь отсутствуют в поэме. Спокойным, ровным, чуть ли не эпическим тоном рассказывает Лермонтов историю молодого «черкеса», который поддался страху в бранной сече, где полегли его отец, братья и все сородичи, и сбежал домой, в аул. Но старый, умирающий друг Селим прогоняет его из сакли:
«Ступай – достоин ты презренья.
Ни крова, ни благословенья
Здесь у меня для труса нет!..»
В саклю невесты Гарун и ступить не посмел, когда услышал, что за песню поет девушка, которая только им «жила и дышала»:
Месяц плывет
Тих и спокоен,
А юноша воин
На битву идет…
Своим изменивший
Изменой кровавой,
Врага не сразивши,
Погибнет без славы…
Сама природа в этой песне горянки отторгает предателя:
Дожди его ран не обмоют,
И звери костей не зароют.
И самое удивительное: родная мать не пустила изменника на порог дома, прокляла его, а наутро, увидев, что сын закололся, «хладно отвернула взор».
Казалось бы, пуще нет наказания, однако и небо не принимает беглеца:
Душа его от глаз пророка
Со страхом удалилась прочь;
И тень его в горах востока
Поныне бродит в темну ночь,
И под окном поутру рано
Он в сакли просится, стуча,
Но, внемля громкий стих Корана,
Бежит опять под сень тумана,
Как прежде бегал от меча.
Так заканчивается поэма. Чистая и ясная, как вода горной речки, от которой ломит зубы. Как и в «Казачьей колыбельной», тут мать, сын и война,
Страсти по Демону
1