Михаил Ломоносов

Более серьезным в научном плане было сочинение профессора истории Герарда Фридриха Миллера «О происхождении народа и имени российского». Как мнение одного из специалистов, оно могло бы не вызвать яростной дискуссии. Но ведь предполагалось, что в сентябре 1749 года его прочтет автор на торжественном собрании Академии. А это уже была не столько научная, сколько политическая акция.

…Историю страны, народа, человечества можно изучать в двух аспектах. Первое: сбор сведений, приведение их в хронологический порядок, выяснение степени их достоверности. Это — историография. Второе: осмысление имеющихся материалов, попытки постичь закономерности исторического процесса. Это — историософия, философия истории.

В первом случае идет работа с фактами. Если исследователь честен и умен, то она проходит более или менее объективно. Во втором — неизбежно сказываются мировоззрение ученого, его социальные и политические взгляды. Как бы ни старался он от них отрешаться во имя объективности, это удается лишь отчасти.

Ученый не отрешен от текущей ситуации в данном обществе и в мире. Его исследование, даже относящееся к далекому прошлому, связано с настоящим и будущим. Когда оно затрагивает актуальные темы, то вне желания автора активно участвует в идеологических противоборствах.

Так произошло и с работой Миллера. Ее передали на обсуждение шести членам Академии, включая Ломоносова. Отзыв Тредиаковского был уклончив, остальные отозвались о рукописи отрицательно. Доклад не состоялся.

Миллер опротестовал рецензии. Началось идейное сражение на заседаниях Академии. Как вспоминал Ломоносов, «сии собрания продолжались больше года. Каких же не было шумов, браней и почти драк! Миллер заелся со всеми профессорами, многих ругал и бесчестил словесно и письменно, на иных замахивался палкою, и бил ею по столу конференцскому».

Миллер возмущался: вместо научного сообщения ему предлагают произнести хвалебную речь о русском народе. Ломоносов резонно отвечал: «Я не требую панегирика, но утверждаю, что нетерпимы явные противоречия, оскорбительные для славянского племени».

Михаил Васильевич отметил некоторую предвзятость подхода Миллера к источникам; например, не было упомянуто племя роксоланов, а из хроник и летописей приводились только сведения, подкрепляющие его теорию. (Увы, такой отбор фактов характерен для многих современных научных работ.)

Позже Миллер написал несколько статей, посвященных древней истории русских и России. Он согласился с мнением Ломоносова о том, что варяги в Новгород были призваны не из Скандинавии и сначала были предводителями наемных дружин. Но в целом получалось так, будто до второй половины первого тысячелетия новой эры предки русских пребывали на стадии дикости и лишь варяги приобщили их к цивилизации.

Вообще-то ничего в этом зазорного нет. Известно немало передовых — на свое время — цивилизаций, испытавших деградацию и вымирание. «Дикарями высокой культуры» назвал наш замечательный ученый, мыслитель и гуманист H.H. Миклухо-Маклай алчных и жестоких западноевропейских колонизаторов.

Предположим, варяжские дружины «наводили порядок» и собирали дань с тех или иных племен. Разве это свидетельствует о прогрессивности варягов и отсталости порабощенных?

Миллер ссылался на то, что собственные имена знати и князей на Руси нередко были скандинавскими. Ломоносов резонно замечал: «Я не спорю, что некоторые имена первых владетелей российских и их знатных людей были скандинавские; однако из этого отнюдь не следует, чтобы они были скандинавцы. Почти все россияне имеют ныне имена греческие или еврейские, однако следует ли из того, чтобы они были греки или евреи и говорили бы по-гречески или по-еврейски?»

Кто был прав в этом споре? С позиций патриотизма (в истории чрезвычайно важной) правда на стороне русского ученого. Но есть еще и научная истина. На чьей она стороне?

Вопрос до сих пор остается спорным. Не все современные ученые разделяют позицию Ломоносова. Хотя некоторые новые сведения ее подтверждают. Об этом — чуть позже.

Отдадим должное первому российскому историографу Г. Миллеру. Он посвятил себя служению России: с 1733 по 1743 год работал в Сибири, принял российское подданство.

По словам В.И. Вернадского, «Миллер не был творцом нового в теоретической научной мысли, подобно Эйлеру или Ломоносову, но, подобно им, он был проникнут глубоким пониманием научного метода, владел им мастерски, обладал колоссальной работоспособностью».

В идейном сражении против норманнской теории Ломоносову пришлось биться с крепкими профессионалами. Это потребовало от него глубокого знания материала, хотя он и без того был занят научными исследованиями в разных областях знаний, а также практической и общественной деятельностью. У него появился молодой энергичный противник — историк и филолог Август Людвиг Шлёцер (1735–1809).