В конце 1817 года дивизию принял генерал-лейтенант Кирилл Фёдорович Казачковский (1760–1829), отважный и опытный боевой генерал, делавший свою карьеру довольно медленно. Чином капитана он был награждён ещё за штурм Очакова, уже 28 лет от роду; только в 1807 году, за отличие в Прусскую кампанию, он получил чин генерал-майора и орден Святого Владимира 3-й степени; при Люцене, командуя 5-й пехотной дивизией, Казачковский самолично возглавил контратаку, был ранен и выбыл из строя до конца войны — наградой за мужество был ему чин генерал-лейтенанта. Это был человек старых правил; очевидно, сказывался и почтенный по понятиям того времени возраст: генерал, что называется, «дослуживал». Это не могло не отразиться на обстановке, сложившейся в соединении…
Ознакомившись с положением дел, Орлов был поражён отношением офицерского корпуса к личному составу, именуемому в ту пору «нижними чинами», и воистину роковыми последствиями этого отношения. В результате уже 3 августа, то есть буквально сразу, генерал подписал беспрецедентный приказ по дивизии — под нумером три. В нём говорилось:
«Г. Кишинёв Августа 3-го дня 1820 года.
Вступив в командование 16-ю пехотною дивизиею, я обратил первое моё внимание на пограничное расположение оной и на состояние нижних чинов. Рассматривая прежний ход дел, я удивился великому числу беглых и дезертиров, и устрашился, увидев, что начальство для прекращения побегов принуждено было приступить к введению смертной казни в сей дивизии, тогда как оная казнь в мирное время целой России неизвестна. Сие должно доказать каждому и всем, сколь велико то зло, для искоренения которого принята правительством столь строгая мера, противная столь общему обычаю отечества нашего»{285}.
Михаил Фёдорович называет три причины, побуждающие солдат к побегам: «недостаток в пище и пропитании», «послабление военной дисциплины» и «слишком строгое обращение с солдатами и дисциплина, основанная на побоях».
Каждый из этих пунктов он подробно разбирает в своём приказе и даёт конкретные указания офицерам.
Так, выразив недоверие по поводу того, что могут найтись чиновники, обкрадывающие солдат, Орлов предупреждает: «Но ежели, сверх чаяния моего, таковые злоупотребления существуют где-либо в полках вверенной мне дивизии, то виновные недолго от меня скроются, и я обязуюсь перед всеми честным моим словом, что предам их военному суду, какого бы звания и чина они ни были»{286}. Говоря про дисциплину, он также обращается к офицерам, рекомендуя им подавать нижним чинам пример ревностного отношения к службе, больше времени проводить с солдатами, занимаясь тем, что ныне именуется «воспитательной деятельностью». Далее следует вывод, не потерявший актуальности и в наши дни: «Когда солдат будет чувствовать всё достоинство своего звания, тогда одним разом прекратятся многие злоупотребления, и от сего первого шага будет зависеть всё устройство дивизии. Большая часть солдат легко поймут таковые наставления. Они увидят попечения начальства и сами почувствуют свои обязанности. Я сам почитаю себе честного солдата и другом, и братом»{287}. Зато в следующем пункте командир идёт от обратного: «Я почитаю великим злодеем того офицера, который, следуя внушению слепой ярости, без осмотрительности, без предварительного обличения, часто без нужды и даже без причины употребляет вверенную ему власть на истязание солдат… Начальник, который жестокостью или несправедливостью побудит солдата к побегу, делается настоящим его убийцею»{288}. Такие офицеры, предупреждал Орлов, будут навсегда отставляться от командования.
Официально в Русской императорской армии офицерам предписывалось, чтобы во время обучения солдат наказаниями не злоупотребляли. В «Воинском уставе о линейном учении», утверждённом в 1820 году, говорилось: «Строгость при учении употреблять только для нерадивых, но и тут поступать с умеренностью и осторожностью». Вот только понятие «нерадивый» каждый начальник мог трактовать по-своему… Тем более что высшее командование волновал конечный результат, а не средства и способы его достижения.
Приказ Орлова вполне можно назвать «революционным». Пройдёт немного времени, и 16 октября в Петербурге возмутится лейб-гвардии Семёновский полк — любимый полк Александра I. «Возмущение» это было вполне мирным, не пролилось ни единой капли крови: просто солдаты вышли на плац, отказавшись подчиняться командирам. Они требовали защиты высшего начальства. Причиной «Семёновской истории» станет воистину патологический садизм нового полкового командира. Вот как рассказывал об этом Матвей Муравьёв-Апостол: