Михаил Романов

Войска Сигизмунда III удерживали смоленскую дорогу. Но в зимнее время передвижение по ней затрудняли как снежные заносы, так и действия многочисленных русских партизан — «шишей».

Трудная зима ослабила силы вражеского гарнизона в Москве. Терпя недостаток в продовольствии, ежедневно теряя людей, наемное войско роптало и отказывалось повиноваться своим командирам.

Летом 1612 года Гонсевский бежал из сожженного и разграбленного им города. Перед тем как покинуть Кремль, он потребовал, чтобы Мстиславский полностью рассчитался с «рыцарством» за два года службы. Его солдаты обшарили весь Казенный приказ.

Чтобы удержать наемников в Москве, польское командование несколько раз объявляло о повышении их жалованья. Оклады достигли фантастических размеров. Помощники Гонсевского сделали помету в ведомости казенного расхода: «Гайдукам счесть по триста рублев в месяц…» Прежде казна выплачивала по триста рублей только немногим членам Боярской думы, притом не на месяц, а на год. Но солдаты распоряжались в Москве как в завоеванном городе.

Когда из сокровищницы нечего было больше взять, наемники взялись за дворец, усыпальницу московских государей и монастыри.

Солдаты изъяли из сокровищницы царские регалии и разделили их между собой. На долю Гонсевского и солдат, покидавших Россию, достались две самые богатые короны. Одна принадлежала Борису Годунову, а другую начали делать для Отрепьева, но не успели закончить.

«Шапку» Годунова украшали два огромных камня, сверкавших искусно отшлифованными гранями. Корону Отрепьева украшал алмаз необыкновенной величины. В гнезде над алмазом красовался редчайший изумруд.

Боярское правительство не смело перечить Гонсевскому и поневоле согласилось передать вещи солдатам впредь до выплаты жалованья. Московский договор не предусматривал вывоза царских регалий за границу. Однако Гонсевский, покидая Москву, придрался к тому, что казна не полностью расплатилась с его солдатами, и объявил, что заберет регалии с собой на границу. Пусть бояре пришлют деньги вдогонку на рубеж, сказал он, и залог будет возвращен. Полковник вовсе не намерен был выпускать из рук сокровища. После вывоза за границу солдаты поделили сокровища между собой. Короны и прочие вещи были разломаны на части. Самый крупный камень с царских венцов, а также золотой царский посох присвоил себе Гонсевский.

Заруцкий зорко следил за тем, что происходило в стане врага, и использовал первый же подходящий момент, чтобы перейти от обороны к наступлению. Несколько тысяч казаков и ратных людей предприняли штурм Китай-города. Но прорвать неприступную линию укреплений им не удалось. Штурмующие понесли огромные потери.

Подмосковные таборы были обескровлены. Они не могли своими силами освободить Кремль. Но у Заруцкого были свои счеты с Ярославлем, и он пытался добиться решающего успеха до подхода Минина и Пожарского.

Переворот в пользу Лжедмитрия III посеял рознь и смуту в самом подмосковном лагере. Боярин Трубецкой и окружавшие его дворяне, оправившись от испуга, пытались организовать тайный заговор против самозванца. Пожарский не доверял Трубецкому и отверг его обращение. Он понимал, что немедленное выступление против казачьего «царька» сплотит сторонников самозванца и усугубит смуту.

Своей агитацией в пользу коломенского «воренка» атаман Заруцкий сам подготовил почву к успеху Лжедмитрия III. Но «вор» готовился прибыть в столицу и предъявить права на Марину Мнишек в качестве ее супруга и отца ребенка.

До сих пор атаман пользовался безраздельным влиянием на Марину Мнишек. «Царица» видела в нем свою последнюю опору. Воскрешение «законного» супруга грозило ниспровергнуть все достижения атамана. Но он был не таким человеком, чтобы без борьбы уступить власть безвестному бродяге.

Впрочем, не одни только личные мотивы побуждали атамана отказать в поддержке новому «царьку». Заруцкий понимал, что попытка навязать стране псковского «вора» может окончательно погубить власть первого земского правительства.

В апреле 1612 года ополчение прислало в Псков боярина Ивана Плещеева с посольством, чтобы окончательно «досмотреть», истинный ли это государь.

Плещеев повел дело с большой осторожностью. Не желая рисковать головой, он, будучи допущен к руке «царя», громогласно признал его истинным Дмитрием. В течение месяца бывший тушинский боярин усердно разыгрывал роль преданного слуги, а тем временем тайно готовил почву для переворота.

Воздвигнув в Пскове призрачный трон, «царек» усвоил все повадки своих предшественников. Он спешил взять от жизни все что можно, бражничал и предавался разврату.

Недовольных в Пскове было более чем достаточно, и Плещееву удалось втянуть в заговор несколько старших воевод, много дворян и торговых людей.

18 мая самозванец был разбужен в своем доме посреди ночи. Кто-то ломился к нему в ворота. «Вор» бежал из крепости, но был схвачен и посажен «в палату» под стражу.

В начале июня 1612 года Совет Первого ополчения постановил считать присягу псковскому «вору» недействительной. Недолгому «царствованию» лжецаря Матюшки пришел конец.