Михаил Ромм. Способ жизни

Анатолий Корнилиевич написал свой сценарий в 1944 году. Отправил его в Комитет по кинематографии. Его приняли к рассмотрению, назначили редактора, им стал опытный драматург Е. М. Помещиков. Но работа шла ни шатко ни валко. Сценарий оказался явно слабоват. Каким бы талантливым прозаиком ни был Виноградов, все-таки у кинодраматургии имеется своя специфика. Анатолий Корнилиевич ее не уловил. Он пытается рассказать про основные битвы, которые готовил Ушаков и в которых участвовал. Делает это сценарист довольно монотонно, схематично. Во всех ситуациях Ушаков спокоен, он не сомневается, что в любом сражении победа будет на его стороне. Но уж когда адмирал рассердится на кого-нибудь из подчиненных, тому остается только посочувствовать. Тут уже Виноградов не жалеет красок. Вот, например, высосанный из пальца мини-конфликт с капитаном Селивачевым (он у автора то Степан Дмитриевич, то Федор Степанович). Бедняга произнес безобидные слова, доложил, что один французский корабль вырвался из окружения. Услышав это, Ушаков как с цепи сорвался:

— Капитан Селивачев, вы со мной таким тоном говорить не извольте-с, иначе я — хоть вы и в высоких чинах, — но это слово вам в глотку вместе с вашим языком отправлю. Поняли вы меня?

Ушаков становится страшным. Селивачев смотрит на него с чувством неописуемого ужаса, словно настал его последний час. У Ушакова трясутся губы, он готов ударить Селивачева. Он пытается говорить, но гнев душит его слова, и он издает только бессмысленные, дикие и яростные звуки самого страшного, самого отчаянного человеческого гнева[50].

Персонажей в сценарии много. Автор не знает, что делать со старыми, как откуда ни возьмись появляются новые. Обо всех, кроме заглавного героя, — скороговоркой, заметных ролей нет.

Чего не отнять у Виноградова, так это старательности. Ему хочется предусмотреть каждую мелочь, он ставит себя на место режиссера. Однако с методологией режиссуры он знаком поверхностно, отчего его подсказки выглядят наивными. Например, в начале сценария после реплики одного из персонажей автор советует: «В дальнейшем: решительно у всех говорящих офицеров и матросов голоса низкие, басы, гулко раздающиеся, скрипучие или громкие, но всегда свидетельствующие о силе»[51].

В рабочем экземпляре сценария, по предложению редактора, сделаны многочисленные сокращения. Они напрашивались, чтобы придать действию динамичности. Но трагическая гибель Виноградова поставила в этой работе точку.

И утверждение нового ордена; и поощряемая правительством тенденция к созданию биографических фильмов, героями которых стали «отчизны верные сыны»: полководцы, ученые, композиторы; и даже то обстоятельство, что Виноградов своим сценарием долго мозолил глаза руководителям киноотрасли, — все подводило к мысли о том, что рано или поздно фильму про Ушакова быть. Идея витала в воздухе. Ее осуществление дело времени. Кто возьмется?

Первым взялся драматург Александр Штейн, написавший пьесу «Флаг адмирала».

От пьесы до киносценария один шаг. Это была давнишняя теория Ромма. Михаил Ильич считал театр и кино чрезвычайно близкими разновидностями искусства. По сути, их разделяет только техника донесения информации до зрителей. Пьесы легко превращаются в киносценарии, а сценарии, правда с более значительными трудностями, трансформируются в пьесы. Режиссер говорил об этом при каждом удобном случае. Он даже высказывал мысль, что театр является исторической формой кинематографа. Заявлял это и публично, в частности, 27 мая 1946 года, выступая с докладом «Искусство театра и кино» на многолюдном заседании секции теории, критики и режиссуры при Московском Доме кино.

Метаморфозы, происшедшие с «Флагом адмирала» по пути к экрану, лишний раз подтвердили правильность взглядов режиссера. В пьесе такое количество эпизодов и действующих лиц, что ее не дописывать, а сокращать впору. Как сценарист Штейн справился со своей задачей очень хорошо.

Если бы работа над сценарием Виноградова шла менее нервно и не сопровождалась трагическими событиями, возможно, Министерство кинематографии познакомило бы Штейна с тем вариантом, посоветовало бы драматургу использовать удачно найденные детали со ссылкой на автора. Но нет — судя по всему, Александр Петрович виноградовскую работу в глаза не видел. Между ними сходства ни на йоту.