Михаил Ромм. Способ жизни

На одном из экземпляров «Улицы» Ромм написал: «Это либретто написано мною около 1927 г. и предложено Е. Виноградской как материал для сценария. Е. Виноградская не использовала его»^[8].

Ничего удивительного или обидного в этом нет. Виноградская — ее имя писали то Екатерина, то Катерина — училась на специальном курсе сценаристов, который вел С. Эйзенштейн. Уже на подходе фильмы, благодаря которым она станет авторитетом в профессиональных кругах. Будет много лет заведовать мастерской на сценарном факультете ВГИКа. У нее своих задумок больше чем достаточно. Без чужих обойдется.

В общем, дело творческое, тут неизбежны и взлеты, и падения. Тем более синопсис на десятке страниц, таким трудно заинтересовать студию или режиссеров. Нет, нужно делать подробный сценарий полнометражного фильма. И придумать для него кассовое название, например «Конвейер идиотов». На картину с таким названием зрители будут валом валить. Заманчиво посмотреть на идиотов, да вдобавок, судя по всему, на многих.

…В центре американского городка царит нездоровый ажиотаж: по улице бежит толпа возбужденных людей. Впереди что-то волокут четверо мужчин. Оказывается, «что-то» — это негритянский юноша, которого тащат за веревку, привязанную к ногам. Его собираются линчевать, обвинив в убийстве. Уже готова виселица.

В последний момент самосуд останавливает рабочий парень Эдди. Он объявляет всем, что негр не виноват. Убийство совершил другой человек, он называет его имя.

Негра отпустили восвояси, однако поступком Эдди многие недовольны. Взбешена любимая девушка. Со словами «Ты за негров заступаться?!» она под хохот окружающих влепила ему пощечину. Хозяйка, у которой он снимал комнату, не пускает его: «Заступник негров! Ты не войдешь в мой дом».

Эдди вынужден покинуть город. Вместе с ним уходит порядком избитый негр. Вскоре к ним присоединился еще один юноша, и новые друзья пускаются в одиссею по Америке.

Завершается она в местечке, где имеется градообразующее предприятие. Это пуговичная фабрика, хозяин которой озабочен лишь одним — как бы побольше набить свой карман. Все его действия направлены к достижению этой цели. Вот очередная плодотворная выдумка: брать на работу инвалидов и тому подобную шушеру, которым можно меньше платить. Здоровых же работников, разумеется, увольнять.

Троица основных героев устраивается на пуговичную фабрику, притворившись кто слепым, кто увечным. Они видят, как прихвостни владельца выгоняют людей из домов, знают, что дети безденежных родителей голодают. Матери стоят в очереди за молоком, а торговцы демонстративно сливают его в канаву. В общем, американский образ жизни без прикрас.

Однако постепенно здоровые силы в городе консолидируются вокруг прибывшей сюда тройки новичков. Зреет мощная демонстрация. Присланным сюда усиленным отрядам полиции придется несладко. Об этом предупреждают финальные титры, идущие на фоне панорамы города:

БУТЫЛКАМИ ИЗ-ПОД МОЛОКА…

…НЕ РАЗОБЬЕШЬ ТВЕРДЫНИ КАПИТАЛИЗМА.

НО ТОТ, КТО СЕГОДНЯ ВЗЯЛ БУТЫЛКУ…

…ТОТ ЗАВТРА ВОЗЬМЕТ ВИНТОВКУ И ПАРТБИЛЕТ^[9].

Увы, увы, увы, этот сценарий тоже не нашел отклика в черствых душах руководителей кинофабрики. Не самая большая беда, существуют и более ощутимые горести: 5 июня 1928 года в Москве, в своей квартире на Пятницкой улице, скончался от крупозного воспаления легких Илья Максимович Ромм. Тяжкая весть для всех знавших этого человека.

Илья Максимович жил в Москве с конца 1906 года, работал врачом в бактериологическом институте. Он не терял связи с организацией РСДРП. Во время войны был одним из создателей фракции левых меньшевиков-интернационалистов. Когда произошла Февральская революция, работал в Московском комитете. В период подготовки к Октябрьской революции на него возлагалась роль примирителя большевиков и меньшевиков, однако из этой затеи ничего не получилось, и разочарованный Илья Максимович отошел от активной политической жизни. Вдобавок ко всему его организм уже подтачивала коварная болезнь.

Формально Ромм был меньшевиком, однако прежде всего оставался революционером, преданным рабочему делу. Не выносил обывательской ругани по адресу большевиков. В период реакции 1908–1910 годов он боролся с поветрием ликвидаторства, призывал не выходить из подполья.

В издаваемым Всесоюзным обществом политкаторжан историко-революционном журнале «Каторга и ссылка» была опубликована обширная подборка мемориальных материалов, посвященных старшему Ромму. Один из его харьковских соратников, Борис Линцер, которого он, среди прочих, привлек в ряды борцов с самодержавием, вспоминал: «Илья Максимович вдохновлял нас своей верой в торжество этого дела. Его большие, добрые глаза светились какой-то особенной преданностью и любовью к нам, и мы невольно заражались ею и после каждой беседы уходили от него все с большей верой в добро, в идеалы будущего, чувствуя себя готовыми отдать за них всю жизнь без остатка. И в этой таинственно обставленной хатке мы росли духовно вместе с Ильей Максимовичем. Мы без слов понимали, куда он нас зовет. И мы шли беззаветно, веря каждому его слову»^[10].