Михаил Щепкин. Его жизнь и сценическая деятельность

Понятно, что и Щепкин как человек мог иметь свои слабости и несимпатичные стороны характера, но они были незаметны и не только искупались, но совершенно затмевались положительными достоинствами его ума и сердца. Половину своей жизни Щепкин провел в крепостной среде и в среде провинциальной бродячей труппы актеров. Условия были вполне благоприятны для того, чтобы принизить человека, извратить его мысли и чувства. Но нравственные основы были так прочно заложены в натуре Щепкина, что вся житейская грязь и пошлость не пристали к нему, и он остался цельным и чистым человеком в умственном и нравственном отношении.

Ум Щепкина был живым, проницательным и крайне восприимчивым. Любознательность развилась в нем с самого детства. Чувство любви к людям направляло его мысль на все честное и хорошее. В самые поздние годы своей жизни он, как юноша, возмущался всяким злом и пошлостью, отстаивал все светлое, волновался, спорил, увлекался. В противоположность многим старикам, любящим признавать особенные достоинства за «добрым старым временем», Щепкин не поклонялся старине. Он верил в прогресс человечества, и всякий факт этого характера радовал его. В своих рассказах он рисовал мрачные картины прошлого, а в спорах горячо отстаивал молодое поколение от нападок.

В этом он не сходился со многими представителями тогдашнего общества, людьми солидными и влиятельными, и такие воззрения Щепкина даже заставляли властей косо поглядывать на этого «старца-юношу». Этим, может быть, надо объяснять и отзыв о Щепкине московского генерал-губернатора Закревского, относящийся к 1858 году, то есть к тому времени, когда Щепкину было около 70 лет. Здесь «к элементам, которые могут послужить неблагонамеренным людям, чтобы произвести переворот в государстве», отнесены, между прочим, и театральные представления, причем о Щепкине сказано следующее: «Актер Щепкин на одном из своих вечеров подал мысль, чтобы авторы писали пьесы, заимствуя сюжеты из сочинений Герцена, и дарили эти пьесы бедным артистам на бенефисы». Затем было обозначено местожительство Щепкина и прибавлено: «…желает переворотов и на все готовый»…

Эта характеристика, приложенная к смотревшему в гроб актеру, указывает лишь на то, как дороги были Щепкину до конца его жизни правда и справедливость, как уважал он свободу личности и человеческое достоинство. Век Щепкина, особенно в начале его деятельности, был эпохой унизительного положения русского актера. Щепкину выпало на долю доказать, что «и лицедеи – люди», говоря его выражением, и не только доказать, но всегда и везде поддерживать это положение своим личным примером. Здесь кстати будет заметить, что в стремлении внушить обществу мысль: «и лицедеи – люди», – Щепкин выхлопотал для актеров императорских театров право почетного гражданства. Часты были в то время случаи, когда на актера, в том числе и на самого Щепкина, смотрели как на получеловека, на отщепенца общества. Про таких людей Щепкин говорил: «Невозможно их обвинять, в них мысль была забита с самого детства. Понятно, что испорчен желудок у человека, которого кормили с ранних лет нездоровою пищею». Рассказывают о следующем удачном ответе Щепкина одному сиятельному лицу. Этот аристократ предложил воспитаннику Щепкина место, но за ничтожное жалованье и, сообщая об этом Щепкину, в утешение говорил, что его воспитанник будет иметь зато великое счастье – обедать с ним, с порядочным человеком, чего, вероятно, с воспитанником никогда не случалось. Щепкин отвечал на это: «По крайней мере, до сих пор это ему удавалось, ваше сиятельство: он с самого детства обедает со мной, и я с него за это денег не брал».

Терпение, чувство благодарности, скромность, отсутствие самомнения дополняли нравственные достоинства Щепкина, которые он считал не заслугой, но долгом человека.

Жизнь в его глазах была благом, которое он высоко и дорого ценил. Когда в последние годы доктора посоветовали ему строгую диету, Щепкин добросовестно слушался их предписаний, хотя любил вкусно и сытно покушать. «Я жить хочу, – говорил он по этому поводу, – всё знать, всё видеть и не желаю жертвовать желудком для головы и сердца».

Когда стали приходить вести о готовящемся освобождении крестьян, Щепкин ожил духом, будущее казалось ему светлым, а прошлое отходило в область воспоминаний. «Не хочу умирать, – твердил он, – время хорошее, всё идет вперед, надо жить». И он дожил до радостного дня свободы миллионов людей, жизнь которых он так хорошо знал по собственному опыту, пережил этот день и с радостью встречал наступавшее время великих реформ. Рассказывают, что он дал обещание выпить много бокалов вина на радости, когда будет объявлена воля. И он действительно праздновал это событие, собрав у себя близких знакомых и родных. Но так как в старости он боялся выпить лишний бокал шампанского, то купил себе миниатюрный бокал и выпил из него назначенное число бокалов в честь этого дорогого для него дня, за благо свободы, за благо своей родины.