Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.

Писатель, сценарист, кинорежиссер и киноактер Василий Шукшин каждую свободную минуту старается использовать для работы и, если он не участвует в настоящий момент в съемке, его можно найти где-нибудь поблизости, сидящим на крыльце и пишущим. Письменным столом ему служит планшетка, в которой он носит свои записи и пачку чистой бумаги. Когда он пишет, то целиком погружается в работу и, разорвись рядом граната, он, вероятно, ничего не заметит. Очень неловко чувствуешь себя, отрывая его от работы.

– Привожу в порядок свои литературные заделы. Их у меня накопилось достаточно, – говорит Василий Макарович. – Как отношусь к своей роли? Есть такое понятие: пока не сломлен дух армии, дух народа – народ и армия – непобедимы. А Лопахин, роль которого я исполняю, и есть носитель этого несломленного духа. Роль интересная, роль сложная. Вообще в кино я впервые встречаюсь с произведением Михаила Александровича. Работа ответственная и нужная. И я постараюсь отдать ей все свои силы.

Василия Макаровича вызывают на площадку, и он уходит, придерживая на боку истертую планшетку.

Киноактер Вячеслав Тихонов очень популярен. Популярен настолько, что с окрестных хуторов приходят и приезжают, чтобы увидеть «Штирлица». Его часами ждут возле теплохода и у съемочной площадки. На съемках Вячеслав Васильевич всегда очень собран, до тонкостей обсуждает с режиссером и партнерами каждый предстоящий эпизод, уточняет детали, предлагает свои варианты.

– В кино, такова уж моя судьба, – говорит он, – мне в большинстве приходится сниматься в военной форме. И сейчас на мне форма. Форма солдата. В фильме я рядовой боец Стрельцов. Роль очень интересна и требует большой отдачи. Стараюсь использовать каждую возможность и наиболее полно и хорошо передать характер моего героя. Очень рад, что выступаю в роли героя Шолохова. Работаю с большим удовлетворением. Михаил Александрович – мой самый любимый писатель.

Начинается съемка очередного эпизода. На площадке Нонна Мордюкова, Василий Шукшин, Юрий Никулин, актеры, солдаты. Горят кинопрожекторы. Режиссер дает команду. Камера включена. Съемка продолжается.

Уезжая из Мелологовского, я останавливаюсь на вершине холма и обвожу хутор прощальным взглядом. Висит белая завеса пыли, поднятой в воздух танковыми гусеницами. Всполошенная взрывом, мечется над хутором стая голубей. Голуби не привыкли к взрывам. А люди уже отвыкли. Но люди помнят. И земля тоже помнит.

Сергей Балатьев, Илья Эстрин Апрель, 1975 год

Автобус с киносъемочной группой Центрального телевидения выехал на необозримые донские степи, Базковское взгорье.

…Впереди за сверкающим стременем Дона белеет Вешенская – станица, которую теперь знает весь мир. Вниз по течению Дона в голубой дымке – хутор Лебяжий. В начале 30-х годов здесь создавал первые колхозы Андрей Плоткин. Еще правее, дальше на юг, виднеется хутор Андроповскнй, где жил двадцатипятитысячник, краснопутиловский слесарь Баюков. Дела Плоткина и Баюкова, их героическая борьба в трудные годы коллективизации послужили Михаилу Шолохову материалом для создания образа Семена Давыдова.

Об этом мы думали по пути в Вешки и, конечно, в разговоре с писателем спросили, можно ли сейчас встретить на улицах Вешенской прототипов героев его книг.

– Да поискать – найдете, если поискать-то, – ответил улыбаясь, Михаил Александрович. – Кстати, здесь осталось несколько человек, двадцатипятитысячников, работавших председателями колхозов еще в те времена, в те славные времена. А какова была бы дальнейшая судьба Давыдова, Нагульнова? Война пришла, когда они были бы еще молоды. Ясное дело, армия, фронт. Это люди определенной судьбы – все они сражались за Родину.

…Мы очень волновались, когда впервые подходили к дому Шолохова, знакомому по фотографиям. С чего начать разговор? Что спросить?

Первые слова Михаила Александровича рассеяли все волнения, неуверенность в себе.

– Как доехали, как устроились? – крепко пожав нам руки, спросил он. – Чего вы от меня хотите?

Мы рассказали о готовящейся юбилейной передаче и высказали желание, чтобы в ней участвовал и сам юбиляр.

– Хотите знать, что я думаю о своем юбилее? – вдруг спросил Михаил Александрович. – Вы когда-нибудь видели старика крестьянина? Вот сидит этакий старик на завалинке или на скамейке около дома, некогда сильные руки безвольно опущены на колени, спина согбенная, взгляд потухший – вот вам живописный портрет юбиляра. Не обязательно крестьянин. И рабочий, и интеллигент – все одинаковы в этом возрасте, когда семьдесят. Старость ведь не щадит, как и смерть, ни полководцев, ни рядовых. Что ж, невеселая дата в общем-то. Вот с таким настроением я и иду к, казалось бы, такому знаменательному событию.

Михаил Александрович говорит это, улыбаясь, вставляя сигарету в мундштук. И вопросительно смотрит на нас своими ясными, с голубизной глазами: что вас еще интересует, спрашивайте? Еле слышно стрекочет кинокамера, из соседней комнаты доносится пение птиц, которых в доме много.

– Что сформировало вас как художника и как человека?