Михаил Скобелев. Его жизнь, военная, административная и общественная деятельность

Узнать, как ест солдат враждебной армии, было, конечно, делом серьезным. Но Скобелеву вздумалось порисоваться перед турками. Спросив, где ближайшая дорога в Константинополь, и получив ответ, он спросил, нельзя ли поехать через крутой спуск по тропинке. Турецкие офицеры сказали ему, что пробраться немыслимо. Скобелев велел Дукмасову ехать вперед, а сам последовал за ним.

Дорога оказалась ужасная, пришлось ехать над бездной. Никакой серьезной цели в этой поездке не могло быть; но Скобелев никогда не возвращался и не менял принятого решения. Кое-как ему и казачьему офицеру удалось добраться до Райской долины. Турки с изумлением смотрели на Скобелева: кажется, этого ему и хотелось.

Вскоре после этого Скобелев дал в Константинополе обед у консула русского посольства. На этом обеде он, между прочим, имел продолжительный разговор с драгоманом г-ном Ону, в котором выразил свои взгляды на исход турецкой войны, – взгляды, во многом напоминающие Аксакова и частью даже новейших эпигонов славянофильства.

– Да, дипломатия сделала большой промах, – говорил между прочим Скобелев. – Надо было настоять на том, чтобы русские войска хоть прошли через Константинополь, не занимая его. Этим наши труженики получили бы хотя бы некоторое удовлетворение. Теперь время какой-то полупобеды. Войска все чего-то ждут... Чересчур уж гуманно. Вот немцы не поцеремонились с французами, с гуманной образованной нацией. Они еще раз доказали Европе, что смелостью, энергией, даже нахальством можно больше выиграть, чем с нашим великодушием!.. Вообще, если бы пришлось, то в отношении немцев я придержался бы их же тактики; действовал бы без жалости... Мы видим благодарность за наш честный образ действий в 70-х годах! Нет, господа, как хотите, а я не верю в эту заигрывающую политику немцев!.. И нам давно следовало бы держаться такой же мудрой, хотя и эгоистичной, немецкой политики!

Здесь уже звучат все мотивы позднейших политических речей Скобелева, наделавших такого шуму.

Дипломаты, слушавшие Скобелева, снисходительно улыбались.

Через несколько дней после этого Скобелев получил приятную телеграмму, что к нему приезжает из России его мать с бывшим его воспитателем, французом Жирардэ. Г-н Жирардэ выехал несколькими днями раньше Ольги Николаевны. Для него была разбита палатка рядом с палаткой Скобелева. Михаил Дмитриевич был очень рад приезду Жирардэ, стал расспрашивать его про новости из России и из Парижа.

В день полкового праздника Казанского полка Скобелев назначил смотр всему своему 4-му корпусу, на который пригласил также главнокомандующего турецкими войсками под Константинополем, Фуад-пашу. На этом смотре он произнес речь, в которой, очертив историю Казанского полка, сказал в заключение, что “если потребуются новые усилия, новые жертвы, то полк окажется на высоте своего призвания”. Речь эту сильно комментировали, хотя в ней не было ровно ничего, могущего задеть самолюбие турок: Скобелев был великодушен и умел щадить чувства побежденных. Речь не понравилась не столько туркам, сколько дипломатам. Турки даже ответили Скобелеву комплиментами в восточном вкусе, а русские солдаты на этом празднике самым дружелюбным образом пили водку с турками.

В августе гвардия стала уже отправляться на пароходах в Россию. Армия завидовала, но должна была ждать. Носились слухи, что скобелевский корпус остается на оккупацию и действительно ему велено было двинуться к Адрианополю. Начались приготовления. В отряде было немало случаев тифа и кровавого поноса. В период мира во многих отрядах умирало чуть не более, чем в походе; у Скобелева было немногим лучше.

Наконец приехала мать Скобелева. В то время это была женщина лет пятидесяти пяти, с темными, почти не тронутыми сединою волосами, с умным, энергичным и добрым лицом.

Любопытны некоторые ее разговоры с офицерами. Однажды ее спросили: правда ли, что ее сын еще ребенком терпеть не мог немцев?

– Да, – отвечала она. – Впрочем, тогда доставалось всем! Вот только monsieur Жирардэ мы и обязаны, что Миша стал сдерживать свою пылкую натуру. Он сумел привязать к себе ребенка, развил в нем честные инстинкты и вывел его на дорогу. Да, Миша был в детстве очень умным, бойким мальчиком, очень самостоятельным, любознательным и любил выводить свои решения.

В разговорах с матерью и с дипломатами Скобелев не раз бранил немцев. Бисмарка он называл “ловким” и отдавал ему должное, но все-таки считал немцев главными виновниками наших неудач.