Михаил Тверской: Крыло голубиное

Власть может быть любой: праведной, неправедной, кровавой, алчной, милостивой, лживой, вероломной… какой угодно. Но власть не должна быть слабой. Всякий грех простится правителю и даже зачтется ему в заслугу, когда правитель и власть его будут сильны, и всякое же благодеяние правителя будет оплевано и осмеяно, если он дозволит себе быть слабым. Люди не носят благодарности в сердце, люди знают лишь страх. И страх этот, даже не будучи жестоким, правителю нужно уметь поддерживать, как старая жена поддерживает огонь в очаге. Нет и не должно быть в сердце монгола иного страха, кроме страха перед законом. Тем и значительны были среди прочих языков и народов во всем подлунном мире монголы прежних, недавних лет, что свято блюли Джасак, оставленный им в назидание Чингисханом. Но предупреждал Богло Чингисхан: если у государей, которые явятся после меня, их багатуры, нойоны и беки не будут крепко соблюдать Джасак, то дело государства потрясется и прервется. Опять станете охотно искать Чингисхана и не найдете…

Гюйс ад-дин Тохта (впрочем, отдавая должное великому предку) считал себя равным Чингису. Не случайно еще в раннем возрасте на голове Тохты, как и на голове Чингиса, явилась белая прядь волос, которая явно указывала на право старейшинства обоих владык среди остальных людей. Тохта лелеял ту прядь, в важные дни принятия решений заплетал ее в особенную косицу, чтобы всем напоминала она о воле Вечно Синего Неба, исполнить которую на земле может лишь он — Тохта. Окружавшие его во множестве царевичи, визири, огланы, бохши и ламы, а также женщины неизменно находили все новые подтверждения как внутренней, так и внешней схожести нынешнего правителя с отцом всех монголов Чингисом. Разумеется, в чем-то они преувеличивали данную схожесть, однако хан (как сам он о себе разумел) вполне мог отличить правду от лести. Хотя лести в словах приближенных он видел не много. Да и действительно, трудно было найти слова для лести тому, кто был велик.

Гюйс ад-дин Тохта вполне довольствовался славой правосудного и миролюбивого государя ровно до тех пор, пока не обрел достаточных сил, дабы войной утвердить свою власть. И в том была его мудрость.

Давно уже (да с того самого мига, как Ногай помог ему получить ханат) не было на земле у хана более ненавистного ему человека, чем князь Ногай. Разумеется, Тохта помнил, как просил Ногая о помощи в его борьбе с Тула-Бугой, разумеется, помнил и о своих клятвах оставаться верным и подвластным ака, но что значит помощь какого-то человека (даже если она и была велика) в сравнении с желанием Вечно Синего Неба видеть его, Тохту, властителем всех татар? Разве допустило бы Небо, если бы того не хотело, смерть сыновей Тарбу и Менгу-Тимура, братьев Тохты, которым он сам переламывал спины? Но он и сейчас помнил, как послушно хрустели под его руками шейные позвонки самого Тула-Буги, Алгуя, Тагрула, Малагана, Кадана и малолетнего Куту-Гака… Справедливость, мудрость его правления и благоденствие подданных доказали верность выбора Вечно Синего Неба и необходимость тех давних смертей родичей, посмевших встать у него на пути. А то, что, обманув мать Тула-Буги, в ловушку для Тохты братьев тогда заманил не кто иной, как Ногай, сейчас уже мало кто помнит. Так что напрасно старик надеялся, что Тохта, будучи ему обязанным, не поднимет на него руку. Гюйс ад-дин Тохта никому и ничем не обязан, кроме благорасположенных к нему небесных светил…

Хан мог быть горд и доволен собой. Долгая, не всем явная, однако упорная война, которую вели Беркевичи с могущественным темником Ногаем, закончилась полным разгромом последнего. Род Ногая происходил от седьмого сына Джучи Мувала Бувала. Ни сам Бувалай, ни сын его, отец Ногая, Тутар никогда даже приблизиться не могли к ханскому трону. По их меньшинству Джасак не позволял им того. А их последыш Ногай, презрев закон, не довольствуясь тем, что имел, захотел сначала тайно управлять ханами, а затем и открыто провозгласил себя единым мелеком[69] над всей Ордой. Вот тогда Тохта, дождавшись сладкого мига, и двинул на него бесчисленные туманы своих войск.

Перейдя реки Узу и Тарку[70], шестидесятитысячное войско Тохты в лето одна тысяча двести девяносто девятого года встретилось с составленным в основном из половцев и аланцев войском Ногая при Куканлыке, невдалеке от Черного моря, и разгромило его. Об одном жалел хан Тохта: что не он взрезал гнилое, старое брюхо своего бывшего покровителя…