Михаил Ульянов

— Процесс этот, к сожалению, неизбежный. Как и тот факт, что белая раса постепенно вымирает… Ландау сказал, что чем больше ты приобретаешь знаний и умений, он говорил, естественно, о физике, каких-то алгоритмов решений задач, чем больше, иными словами, у тебя замусорен мозг, тем меньше способен он на гениальные открытия, озарения. Я обвиняю в этом поток информации, усредняющий людей. И в первую очередь отражается это на людях творческих, потому что сегодня творчество вынуждено подчиняться реалиям рынка, индустрии… Но я очень рад, что мне удалось поработать с Михаилом Александровичем! Наверное, самый значительный человек — не с точки зрения званий, регалий, а с точки зрения соотношения с эпохой, с историей страны, с моей биографией, с тем кино, на котором я вырос, воспитывался. Потому что, конечно, много я знаю замечательных артистов. Но Михаил Александрович был человеком самого, быть может, почтенного возраста из тех, с кем мне довелось работать, и самым значительным. Я испытывал робость, страх, смущение — и необычайное удовольствие от работы. Мне очень нравится тот герой, которого с моим небольшим участием сделал Ульянов.

— Удивительно это слышать от режиссёра.

— Это правда. Он сделал образ не картонным, как в современных детективах, а настоящим характером. Ведь нынешняя эта литература на самом деле — мыло, я считаю. Есть смотрилово, а это чтило-во. А Ульянов усложнил, разобрал, раскрасил образ. Я повторяю, что он не очень хорошо себя чувствовал, мы должны были останавливаться и так далее… Но я счастлив. Я, кстати, шепнул ему на ухо, что мы снимаем комедию, — он понял. Я всем разное говорил, кто понимал, кто нет, но он понял даже более точно и глубоко, чем я подразумевал.

— Но это была пародия?

— Там и пародия на собирательный образ, на киногероев, прежде всего Марлона Брандо в „Крёстном отце“. Но всё равно получился совершенно отдельный, странный, подлый, но при этом нежный человек. К сожалению, в кино не вошло несколько прекрасных комедийных сцен с Ульяновым. В частности, когда другой вор обиделся на героя Ульянова за то, что тот отказался есть испечённый им хлеб, и ульяновский „отец“ неповторимо спрашивает: „А ты знаешь, Гангрена, как по-латински будет ‘в натуре’? ‘Априори’!..“ Импровизационные были сцены, их не было в сценарии, но они толкали сюжет вперёд. А это имеет значение — для того кино, которым я занимаюсь. Жаль.

— А какое-то человеческое общение, беседы вне съёмок помнятся?

— Он с большой теплотой вспоминал как один из интереснейших проектов его жизни то время, когда они работали с Никитой Михалковым над фильмом „Без свидетелей“ — спорили, убеждали друг друга… Я, кстати, забыл упомянуть замечательный фильм „Тема“ Панфилова. Замечательный!..

— История не знает сослагательного наклонения, но всё же: какую роль мог бы сыграть и не сыграл Михаил Ульянов?

— Короля Лира.

— Взялся бы за это режиссёр Егор Кончаловский?

— Не уверен, что замахнулся бы на Шекспира. Потому что Шекспира знаю, изучал в своё время почти профессионально. Это слишком большая ответственность — прежде всего перед самим собой. Он мог бы сыграть Сталина, мне кажется… Меня сейчас интересует скифская история — Ульянов мог бы сыграть великого скифа, под руководством которого началось объединение Великой Степи… Но это я говорю со своей точки зрения.

— Глупый, может быть, вопрос, но в мировом масштабе к какому ряду принадлежит артист Ульянов? С кем он, кто с ним сопоставим?