Михаил Ульянов

— «Согласно международной конвенции участие всех туристов в учебной тревоге обязательно! — с выражением, торжественно, точно приказ Верховного главнокомандующего, читал выдержку из Программы дня Ульянов. — Просим ознакомиться с инструкцией по тревоге, запомнить номер своей шлюпки, а по сигналу тревоги взять свой спасательный жилет и прийти в музыкальный салон на инструктаж». Кому-нибудь что-либо неясно?

— Всем ясно всё, — пробубнила Лена.

После отбоя шлюпочной тревоги, по которой пассажиры весело облачались в спасательные жилеты, свистели в свистки, делали вид, что занимают свои места в шлюпках, мы загорали возле бассейна. Ульянов тем временем, нацепив на нос очки, листал томик Гоголя, который взял с собой в круиз, потому что предстояла запись на радио «Мёртвых душ».

— Почитал бы нам, папуль, — сказала Лена. — Заодно бы и порепетировал, а?

— Да неудобно здесь, что ж я буду… — огляделся вокруг Михаил Александрович.

— Во-первых, они всё равно не поймут, — уговаривала Лена. — А во-вторых, и жаль, что не поймут, но мы-то поймём, почитай, ну, тихонько… Ты просто гениально читаешь Гоголя!

Ульянова невозможно было уговорить что-либо прочитать в компании, это было исключено, я ни разу не слышал. Но в семье, в охотку, в настроении — случалось.

— «…Читатель, я думаю, уже заметил, что Чичиков, несмотря на ласковый вид, говорил, однако же, с большею свободою, нежели с Маниловым, и вовсе не церемонился, — тихо, робко, сомневаясь, к месту ли, как бы разминая пластилин перед лепкой, стал читать Ульянов. — Надобно сказать, что у нас на Руси если не угнались ещё кой в чём другом за иностранцами, то далеко перегнали их в умении обращаться. Пересчитать нельзя всех оттенков и тонкостей нашего обращения. Француз или немец, — Михаил Александрович выразительно взглянул поверх очков на немецкую пару, полную, переваливающуюся со стороны на сторону, как утка, женщину и высокого, с военной выправкой седовласого её мужа, проходивших мимо нас со стаканами апельсинового сока в руках, — век не смекнёт и не поймёт всех его особенностей и различий; он почти тем же голосом и тем же языком станет говорить и с миллионщиком, и с мелким табачным торгашом, хотя, конечно, в душе поподличает в меру перед первым. У нас не то: у нас есть такие мудрецы, которые с помещиком, имеющим двести душ, будут говорить совсем иначе, нежели с тем, у которого их триста, а с тем, у которого их триста, будут говорить опять не так, как с тем, у которого их пятьсот, а с тем, у которого их пятьсот, опять не так, как с тем, у которого их восемьсот, — словом, хоть восходи до миллиона, всё найдутся оттенки…»

…Через много лет после того круиза, уже в XXI веке издавая журнал «Русский Миллионер», я познакомился с одним из наших мультимиллионеров, точнее, миллиардеров — владельцем десятков крупнейших торгово-развлекательных комплексов, рынков, казино, ресторанов, — незадолго до того купившим бывшую дачу Л. И. Брежнева на Сколковском шоссе, где мы его с семьёй и фотографировали. «Понимаешь, Сергей, — за бокалом дорогущего французского вина излагал он, выходец из бедной северокавказской семьи, стопроцентный self made man,своё жизненное кредо, — ведь как происходит в жизни? Тот, у кого есть, скажем, десять тысяч долларов, и общается с теми, у кого десять, ну двадцать тысяч долларов. Тот, у кого миллион, — с тем, у кого миллион или полтора. Тот, у кого сто миллионов… И так далее. А ты как думал?..» С теми, у кого всего «двести душ», он просто не разговаривал — с ними разговаривали его обслуга и его охрана.

Перечитал страницу — и понял, что покривил душой. Что в принципе мой этот сарказм неоправдан и жалок. Потому что так было, так будет. Равный общается с равными, говорили римляне (всё-то они давным-давно сказали, даже скучно). И Ульянов, уже состоявшийся, удостоенный, произведённый, награждённый, посвящённый и т. д., уже в «маршальском», так сказать, звании, общался с «маршалами» в той или иной области человеческой деятельности или, на худой конец, с «генералитетом». Дома у нас (у них с Аллой Петровной на Пушкинской или на даче) бывали такие же народные артисты, художники, всемирно известные музыканты, академики, учёные, медики, писатели, удостоенные Государственной премии его земляки-сибиряки — Виктор Астафьев, Валентин Распутин… Да и логично это, по большому счёту.