Михаил Васильевич Ломоносов. Том 1

Къ вечеру перваго дня пути вѣтеръ усилился чрезвычайно. Легкій купеческій корабль, на которомъ плылъ Ломоносовъ , сражался съ могучими волнами , какъ ловкій боецъ съ многочисленными противниками; онъ скрыпѣлъ и стоналъ и вздрагивалъ, но, разсѣкая бурную пучину, при попутномъ вѣтрѣ все подвигался впередъ. Ломоносовъ долго смотрѣлъ на эту борьбу человѣческаго искуства съ природою; когда совсѣмъ стемнѣло , онъ ушелъ въ свою каюту и бросился на койку. Странное чувство томило его : это былъ не страхъ , а какой-то нетерпѣливый порывъ души, утомленной борьбою съ жизнью. Въ нападающихъ волнахъ видѣлъ онъ тѣ непріязненныя обстоятельства, которыя столько разъ доводили его до отчаянія. « Неужели и теперь, почти при входѣ въ отечество , сама природа хочетъ испытать силу моего духа?» мыслилъ онъ. «Неужели этою грозною борьбою съ слабыми усиліями человѣка, она хочетъ еще напомнить мнѣ жизнь, въ

которой я точно какъ будто осужденъ испытывать всѣ возможныя препятствія ? в

Такъ самые обыкновенные случаи — въ самомъ дѣлѣ, что обыкновеннѣе на морѣ какъ не буря?—иногда пораждаютъ въ насъ цѣлый хаосъ ощущеній, часто не имѣющихъ ничего близкаго къ настоящему нашему положенію. Но человѣкъ, занятой всегда собою, своею мыслью, своимъ я, воображаетъ, что и природа существуетъ только для него, для его ощущеній.

Какъ-бы то ни было , но Ломоносовъ легъ спать въ тревожномъ состояніи духа, и заснулъ подъ₍ завываніемъ бури. Постепенно измѣнялись передъ нимъ картины моря : то видѣлъ онъ, что корабль ихъ опускался все ниже, ниже, и вдругъ взлеталъ на такую высоту, съ которой видны были и Петербургъ, и хижина, гдѣ обитаетъ жена его, и Холмогоры, и деревня, въ которой родился онъ. То встрѣчалъ онъ на волнахъ обломки разбитаго корабля, и на нихъ людей, которые жалобно молили его о спасеніи, и быстро уносились вдаль. Наконецъ, онъ увидѣлъ образъ драгоцѣнный ему, образъ отца, который, въ рыбачьей ладьѣ своей, боролся съ волнами близъ одного острова въ Ледовитомъ морѣ. Ломоносовъ много разъ бывалъ подлѣ этого острова, много разъ живалъ на берегу его , и помнилъ каждый кустъ на немъ. Онъ былъ готовъ броситься на по-

мощь къ отцу , но чувствовалъ руки и ноги свои крѣпко связанными, онѣмѣлыми. Стенаніе вырвалось изъ груди его , когда онъ увидѣлъ, что ладья отца его грянулась о берегъ и разлетѣлась, а бѣдный отецъ опустился въ воду, вынырнулъ изъ нея, вскричалъ: « Михайло ! » и опять исчезъ въ волнахъ. Съ невыразимою тоскою видѣлъ все это Ломоносовъ, и какъ будто ждалъ еще чего-то. Наконецъ, грозный девятый валъ шумно плеснулся на берегъ и выкинулъ на него бездыханное тѣло Василья Ломоносова.

При этомъ зрѣлищѣ Ломоносовъ проснулся. Холодный нотъ градомъ выступилъ на лицѣ его, и бѣдный страдалецъ долго не могъ опомниться , не могъ постигнуть : во снѣ или на яву было видѣнное имъ. Темнота ночи и свистъ бури усиливали обманъ. Наконецъ онъ пришелъ въ себя, увѣрился , что видѣнное имъ было сонъ, тщетная мечта, порожденная приготовленнымъ къ тому воображеніемъ ; но этотъ сонъ былъ такъ ясенъ, живъ передъ нимъ, что онъ не вѣрилъ разсудку своему , и до самаго утра не могъ прогнать отъ себя какого-то убѣжденія въ истинѣ всего видѣннаго имъ.

«Да, точно отецъ мой часто плавалъ къ этому необитаемому острову въ Ледовитомъ морѣ.

Я самъ бывалъ тамъ съ нимъ много разъ , и никогда еще сонъ не представлялъ мнѣ такъ

живо существенности. Только я помню, кто приставали не въ томъ мѣстѣ., и если-бы на яву вздумалъ кто нибудь, особенно въ бурю, зайдти къ противоположному берегу, подлѣ котораго представился мнѣ отецъ, онъ вѣрно погибнулъ-бы. Неужели этотъ сонъ предвѣщаетъ горестную для меня существенность ? О, Боже ! сбери лучше надъ моею головою новыя бѣдствія, но пощади моего отца! Пусть я одинъ, столько виновный передъ нимъ, искуплю назначенныя для него несчастія !... И неужели не сбудется мечта моя , успокоить бѣднаго старика, убѣдить его, что я не былъ только непослушный ему сынъ, что я не ошибался въ своемъ назначеніи, и бѣжалъ отъ него употребить во благо данныя мнѣ отъ Бога способности ? Старикъ не понялъ-бы моихъ словъ, но слова другихъ убѣдили-бы его, и почесть, какою бываетъ окружено дарованіе, утѣшила-бы его. Да , какъ желалъ я всегда окружить моего старика тѣмъ почтеніемъ , котораго достоинъ отецъ уважаемаго сына ! Сынъ можетъ быть въ славѣ, въ почести, а отецъ долженъ наслаждаться этимъ.»

Такъ разсуждалъ Ломоносовъ. Онъ не хотѣлъ вѣрить своему сну; но тайное убѣжденіе запало въ его душу, и образъ бездыханнаго отца, на берегу необитаемаго острова, не выходилъ изъ его мыслей. Чтобы успокоить самого

себя, онъ рѣшился, тотчасъ по пріѣздѣ въ Петербургъ, развѣдать объ отцѣ своемъ отъ Архангелогородцевъ, которые часто пріѣзжали въ Петербургъ.