Михаил Васильевич Нестеров

Нестеров писал портрет К. Г. Держинской, как сообщает С. Н. Дурылин в своей монографии, двадцать семь сеансов — с декабря 1936 по конец марта 1937 года. В период работы над портретом художник говорил своей модели, что он пишет портрет не только артистки, но и человека. Во время сеансов Нестеров часто рассказывал К. Г. Держинской свои впечатления от искусства Италии, «очень много говорил и много раз возвращался к вопросу о взаимоотношении людей, о людских душах и сердцах, о том, как складываются дальнейшие пути человека после пережитых потрясений. Однажды он сказал, что, уйдя от окружающей жизни „на леса“ (он подразумевал работы в храмах), он только впоследствии понял и увидал, как много в жизни интересного, большого, мимо которого он прошел»^[210].

Портрет К. Г. Держинской. 1937

Нестеров уже, видимо, в период окончания портрета не был удовлетворен им. Он писал дочери: «Модель находит, что она на портрете „душка“, а я ей говорю, что мне душку не надо, а надо Держинскую»^[211].

В этом произведении проявилось несоответствие первоначального замысла и окончательного решения, что дает повод думать о каких-то серьезных противоречиях в творчестве художника, о не совсем ясном еще определении своих новых путей.

Зеленовато-голубой свет зимнего дня падает широким потоком из окна. Серебристо мерцают на фоне темно-коричневой мебели небольшие вазы, настольная лампа, паркетный пол.

У темной тяжелой портьеры в центре этого интерьера стоит женщина в светло-сиреневом платье, спадающем с обнаженных плеч легкими и мягкими волнами, делающими ее фигуру исполненной мягкости и вместе с тем торжественной импозантности. Розовато-сиреневые мелкие цветы, приколотые к платью, живо перекликаются с точно такими же, стоящими в небольшой вазе около высокого окна, за которым видна светлая стена дома, прорезанная окнами. Одной рукой женщина перебирает длинное ожерелье, переливающееся цветами розового, сиреневого, серебристо-лилового. Другая ее рука, обнаженная по локоть, со сверкающим золотым браслетом, мягким, легким, спокойным движением поднятая к щеке, чуть поддерживает голову. Вся фигура поставлена в профиль, к зрителю обращено только лицо с внимательным и ласковым взглядом. Это мягкое движение руки, поднятой к щеке, и выражение глаз вдруг вносят в парадный портрет внутреннюю теплоту и мягкую задушевность. Рядом с женщиной, точно подчеркивая парадность этого портрета, у стены, на высокой подставке красного дерева стоит большая синяя с золотом ампирная ваза. Все основные линии в портрете вертикальны, что вносит в портрет ту торжественность и парадность, которые художник пытается увязать с задушевной мягкостью самого образа.

Портрет Держинской, в отличие от работ 1930–1935 годов, повествователен по своему характеру. Кажется, что эта красивая женщина, с ласковой, чуть печальной внимательностью в глазах, живущая среди изящных и приятных предметов, остановилась, проходя из одной комнаты в другую, остановилась на мгновение, чтобы позировать художнику. При взгляде на портрет Держинской поражает сюжетная немотивированность ее душевного движения, хотя само по себе это душевное движение прочувствованно и выражает момент глубоко внутренний. Стремление к выражению мягкости и ласковости человеческой души — новое качество для работ того времени, отличавшихся определенностью и активностью чувств, в них выраженных. Но вместе с тем эта сторона в значительной степени нейтрализуется, она входит в противоречие с парадной импозантностью и со слишком большим вниманием художника к «костюмировке».

Видимо, при работе над портретом Нестеров отошел от своего первоначального замысла изобразить актрису, блестящую певицу, и внес в него новый момент — внутренней, может быть, частной характеристики, но не сумел довести его до яркого и убедительного выражения.

Недовольство самого художника своей работой росло с каждым годом. Он отказался включить репродукцию с этого портрета в состав иллюстраций к своей книге «Давние дни», где воспроизводились его произведения^[212].

Если Нестерову были ясны живописные достоинства портрета, то решение образа его мало удовлетворяло. В 1939 году, даря К. Г. Держинской первоначальные эскизы портрета, Нестеров написал: «Ксении Георгиевне Держинской на память от не портретиста-художника. Мих. Нестеров. 1939. Февраль».

Недовольство росло еще и потому, что к 1939 году художник уже нашел принципы образного решения для своих тогда еще не совсем оформившихся мыслей. По рассказам самой К. Г. Держинской, приведенным в монографии С. Н. Дурылина, Нестеров мечтал написать новый портрет Держинской.

Он говорил: «Напишу Вас, только Ваше лицо и немного бархатного платья в овале, Вашу руку — это будет Ваш портрет»^[213]. Он говорил о том, что этот портрет будет без всякой мишуры — комнат, ваз и т. д. Художник считал, что портрет Держинской «мало отражает духовный внутренний облик»^[214].