Михаил Васильевич Нестеров

В основе картины лежит раскрытие внутреннего состояния героини. Изображая одинокую фигуру на фоне пейзажа, Нестеров отказывается от развернутой сцены, он пытается раскрыть свою идею односложно. Различные точки зрения на фигуру (снизу) и на пейзаж (сверху) отделяют их друг от друга, подчеркивают одиночество женщины.

В картине применен композиционный прием, новый не только для творчества Нестерова, но и для большинства работ того времени. Используя низкий горизонт, выдвигая фигуру на передний план и тем самым отделяя от пейзажа с его большими пространственными планами, Нестеров стремился найти нужную ему степень отвлеченности образа.

Однако на этом пути он не избежал натянутости общего решения. Желая сделать свою мысль ясной для зрителя, художник слегка поворачивает фигуру женщины, с тем чтобы можно было видеть ее печальное лицо с широко раскрытыми глазами, вкладывает в ее неестественно протянутую руку пучок рябины, прибегая к столь привычному символу. Нестеров соединяет очень подробную, почти описательную характеристику человека, с отвлеченностью общего замысла^[72]. Стремясь сделать свою героиню символом печальных переживаний, тоски и одиночества, он еще находится во власти внешних и описательных приемов.

Эти недостатки Нестеров сумел с успехом преодолеть, встав на иной путь, в следующей картине на ту же тему: «Великий постриг» (1897–1898; Русский музей)^[73]. Ее сюжетное решение крайне близко к описанию этой сцены в романе П. И. Мельникова-Печерского «На горах»^[74].

…Раннее осеннее утро. Тихо горят свечи в руках медленно идущих женщин. И как бы вторя ритму свечей, горящих неяркими, чуть заметными огоньками, тянутся вверх березки, тонкие, почти неживые. Остроконечные, серые, иногда красноватые, иногда голубовато-зеленоватые крыши скита, темная блеклая зелень уже начинающего желтеть осеннего леса на заднем плане заполняют почти весь верх картины, оставляя лишь узкую полоску неба, с бледным месяцем и уходящими темно-голубыми облаками. Черные, синие одежды стариц, белые платки белиц, белые стволы берез определяют стройность и сдержанность цветовой гаммы. Перед зрителем проходит шествие обитательниц женского скита, провожающих одну из молодых девушек на постриг. Тихая затаенная печаль — в их опущенных к земле глазах, в задумчиво склоненных лицах. Они точно вспоминают свою жизнь, каждая из них погружена в свои мысли. Это шествие тихое, печальное, задумчивое и очень сдержанное. В нем нет явной трагедии, но нет и благостного умиления перед совершающимся.

Великий постриг. 1897–1898

Нестеров поэтически изображает событие, подчеркивает проявление тихих, но разнообразных чувств человеческой души.

«Великий постриг» является одним из значительных произведений в творчестве Нестерова 90-х годов. Это прежде всего многофигурная композиция. В большинстве предшествующих работ индивидуальный образ, иногда в большей, иногда в меньшей степени отвлеченный, воплощал главную идею художника. Здесь изображена реальная сцена из жизни женского скита. Но художник, несмотря на принцип повествовательного рассказа, взятый за основу решения «Великого пострига», лишает картину жанровой трактовки, не только в эмоциональном плане, но и в решении каждой фигуры в отдельности. Показано шествие, состоящее из множества фигур, изображенных в своем характере, в своем отношении к событию. Духовный мир каждого из участников события представлен в одном, но главном для него аспекте. И вместе с тем все фигуры даны в едином эмоциональном ключе, каждая из них является прежде всего частью целого, выражает одну из граней общего настроения. Именно поэтому может быть столь одинаков тип изображенных женщин и вместе с тем столь разнообразные грани человеческих чувств подчеркивает художник.

Подчиненность одной идее мы видим и в решении пейзажа. Стремление к эмоциональной выразительности всей сцены определило во многом его характер. Ритм берез точно соответствует ритму идущих фигур. Эти тонкие, светлые, чуть изогнутые деревья кажутся специально созданными, чтобы соответствовать печальному и вместе с тем строгому шествию. Прямые и тяжеловесные объемы скитских строений плотно обступают, ограничивают действие, замыкают в себе тонкие, тянущиеся кверху стволы деревьев. Березы кажутся особенно чистыми и нежными, они точно олицетворяют тихое движение человеческой души.

Подобная, если так можно выразиться, эмоциональная стилизация пейзажа, привела художника к декоративным принципам его решения; это находит свое продолжение в более поздних работах. Уже в следующем году в картине «Дмитрий, царевич убиенный» (1899; Русский музей) Нестеров доводит эту черту до крайности^[75].

Этюд к картине «Дмитрий, царевич убиенный»