Читаем Михайлик полностью

На следующее утро Миша быстро и хорошо справился со своей задачей, и должен был возвращаться домой. Но на дороге похода повстанцев находятся большевистские военные бараки, будто дровосеков. Туда не пускают никого из населения. Надо узнать, сколько там большевиков и действительно ли это дровосеки, или, может, красноармейцы. От этого зависит, как должен вести себя отряд УПА.

Поразмыслив, командир решил, что эта задача как раз была бы хороша для Миши.

И поэтому Миша, вместо возвращения домой, получает три козы, которые должны от него убежать и за которыми он может прибежать под самые бараки, рассмотреть и разведать.

И это задание Миша выполнил очень хорошо. Дровосеки, правда, поймали его возле бараков, но это получилось ему на пользу. Парень увидел, что бараков всего четыре, каждый на 20-30 человек. "Дровосеки" не имеют оружия, вооружены только некоторые, те, что "на других кричат". Из таких сведений явствовало, что это — карательный лагерь для бывших красноармейцев, которых пристально отрядяют от населения. Значит, в лесу можно стать на постой, а в бараки надо подбросить антимосковских листовок.

Подобных задач для Миши нашлось много. Сначала еще вспоминали ему, что через день или два он должен возвращаться домой. Это Мишу вовсе не радовало. Со временем отряд отошел дальше, и уже, к радости Михайлика, о доме речи не было.

V

Для Миши нашлась подходящая форма, которую соответственно укоротили и заузили. Вскоре добавили еще малое итальянское "эмпи". Белые штанцы передали на сохранение, и Миша надевал их только во время разведки. Ходил он с "эмпи" на плече и с неотлучным Бровко. Пес приучался негромко лаять и не крутиться без нужды "по территории", зато в случае малейшей опасности бежал к своему малому хозяину. Всему этому научили разумного Бровка Миша и другие партизаны, учившие и самого Мишу. Оба, Миша и Бровко, имели партизанские способности: они пристально учились и ничем в мире не сокрушались. Поэтому очень скоро "присохли" к отряду так, что никому не приходило в голову от них избавиться.

Не раз по вечерам приходил Миша после разведки в лагерь измученный-измученный. Все приветствовали его весело. Он шел к командиру. Командир был высокий, худой и всегда обескураживающе смотрел на парня. Миша его боялся. Командир иногда подолгу его задерживал, спрашивал о разных вещах и шутил. Однако Михайлику это было не слишком приятно: он чувствовал себя неловко и не всегда знал, что на такие шутки отвечать. Часто видел, что его ответы совсем неудачные. Единственным его желанием во время таких разговоров было — скорей бежать, хоть командир казался Михайлику хорошим, сильным и добрым человеком.

Совсем другим был дядя Андрей, его роевой. Он был толстым и говорил басом, редко о чем Мишу спрашивал, но всегда давал ему яблоко или лепешки. Правда, дядя Андрей очень хмурился, когда бывало Миша слишком разгуляется, но Миша его не боялся. Когда Миша приходил измученный, дядя Андрей сразу стелил ему у костра одеяло и говорил: "Ешь и ложись!" Миша усердно ел уху и ложился.

Над ним тихо светили звезды, и деревья высоким куполом объединяли свои кроны. Время от времени откуда-то доносился тихий вздох — это слегка качались и как бы вздыхали деревья. Лагерь негромко шумел, смешивались слова и смех. Иногда пели тихо, по-партизански. Тогда в груди Миши собиралось что-то хорошее, величественное. Костер трещал и бросал искры. В освещенных пределах мелькали какие-то образы. Все близкое было красным и теплым, все дальнее — черным, таинственным, слегка посеребренным. Вот дядя Андрей у костра словно разрисованный. Миша слышал, что есть где-то такие люди красные, индейцы. Затем дядя шел между деревьями и уже становился черным, толстым, таким, как лесной медведь. Миша теснее прижимался к Бровко, что лежал около него, обнимал его за шею и крепко, по-детски засыпал.

Часто друзья-партизаны брали с собой Мишу на разведку ночью. Они уже убедились, как может он им пригодиться. Маленьким извивающимся тельцем ловко влезал во всякую щель, незаметно проникал внутрь вражеского расположения, тихонько полз, быстро бежал, умел выкарабкаться на самое высокое дерево, крышу, чердак.

Поисковики шли с расчехленным оружием, каждую минуту готовы к бою и происшествию. Миша тоже был вооружен и должен был вести себя, как истинный партизан. Это были самые счастливые для него минуты; видел, что ни в чем не уступает друзьям — он настоящий украинский партизан.

VI

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза