Михайлов или Михась?

Еще накануне, субботним вечером, адвокаты разъехались, кто куда. Манье улетел к себе в Брюссель, Дрейфус отправился в Цюрих, Реймон, выходя из зала суда, во всеуслышание заявил, что намерен весь воскресный день кататься на лыжах, Маурер пробурчал, что, возможно, к нему присоединится. Не знаю, чем занимались в выходной швейцарские репортеры, а российские журналисты решили не терять воскресный день даром и ринулись в Борекс разыскивать злополучную виллу, в которой некогда проживала семья Михайлова. От нечего делать и я отправился с ними. Борекс оказался не городом, а сущей деревней. При въезде мы увидели огромный загон с пасущимися коровами, и это зрелище подчеркивало деревенский пейзаж. Деревня деревней, а нужную улицу мы не могли разыскать битый час. Потом решили поспрошать прохожих. Первые двое, к которым мы обратились, попросту не пожелали с нами разговаривать и, не дослушав даже вопроса, отвернулись, храня высокомерное молчание. Куда словоохотливее оказалась дама с собачкой. Она, правда, не знала, где находится нужный нам дом, но зато долго и подробно рассказывала о том, что слышала о «бедном русском», которого сейчас судят, а однажды, несколько лет назад, даже сама видела его в Борексе. «Вполне приличный месье, истинный джентльмен, во всяком случае, именно таким он мне показался», – заявила дама, добавив, вероятно, на всякий случай, что внешний вид часто бывает обманчив. Наконец нам повезло. Пожилая дама подробно объяснила нам, что дом, где жила русская семья, находится на соседней улице, и действительно, проехав метров пятьсот, мы оказались у дома № 12. Обычное одноэтажное строение, какими в большинстве своем и застроен Борекс. Перед входом стояли пластмассовые ведра с краской, судя по всему, здесь полным ходом шел ремонт. Вышедший на шум подъехавших к дому машин мужчина поинтересовался, что нам нужно. Услышав объяснение, он заявил, что знать не знает ни о каком русском, что дом уже месяц как продан и сейчас новый хозяин делает здесь ремонт. В дом он нас пустить категорически отказался и предупредил, что если мы вздумаем фотографировать, то он немедленно вызовет полицию.

Вернувшись в Женеву, я набрал кучу газет и засел в гостинице. Отчетами о вчерашнем судебном заседании были заполнены практически все издания. Большинство из них особое внимание уделили эпизоду с аудиокассетой, на прослушивании которой настаивал прокурор. История этой кассеты имеет четырехлетнюю давность. Впервые о ней заговорили во время следствия по делу Вячеслава Иванькова – Япончика. Еще тогда спецагент ФБР Левинсон, только что начавший работать в «русском» отделе Бюро, утверждал, что на кассете службой прослушивания записан телефонный разговор Япончика и Михася. Во время следствия над Иваньковым кассета была подвергнута экспертизе, однако эксперты не взяли на себя смелость идентифицировать голоса. Когда было возбуждено уголовное дело против Михайлова в Швейцарии, Левинсон снова извлек на свет ту же кассету и, отряхнув с нее пыль времени, предложил Зекшену. После очередного броска женевского следователя за океан досье Михайлова пополнилось еще десятком страниц текста и кассетой. Эти несколько листков бумаги обошлись швейцарскому налогоплательщику как минимум в несколько тысяч франков. Михайлову кассету во время предварительного следствия, хотя и не сразу, предъявили. Он отреагировал спокойно, заявив, что голоса не узнает, а с Вячеславом Иваньковым знаком не был и никогда никаких разговоров ни лично, ни по телефону не вел. И вот теперь на суде прокурор Жан Луи Кроше решил использовать кассету в качестве козырного туза, тщательно спрятанного до поры до времени в рукаве. И жесты, и модуляции голоса, коими сопровождалась просьба Кроше о приобщении к судебному следствию кассеты, свидетельствовали о том, что прокурор явно рассчитывал на сенсацию, способную изменить мнение президента суда и присяжных о подсудимом и его причаст-ности к криминальному миру. Но сенсации не получилось.

Адвокаты тут же заявили протест против приобщения кассеты, не прошедшей голосовой экспертизы. Кроше тут же «вернул мяч», заявив, что готов отослать запись на экспертизу и что результат будет готов недели через две.

– Вы за два года не удосужились эту экспертизу провести, а теперь хотите остановить процесс, – не скрывая раздражения, упрекнула прокурора председательствующая суда и обратилась с вопросом к Михайлову: – Господин Михайлов, вы признаете, что один из голосов, записанных при телефонном прослушивании на предъявленной нам сейчас кассете, принадлежит вам?

– Я никогда не вел подобного разговора, госпожа президент суда. И на кассете звучит не мой голос, – ответил Сергей.

– Господин прокурор, – снова обратилась Антуанетта Сталдер к Жану Луи Кроше, – я не стану бить господина Михайлова по голове, чтобы он сознался, что это его голос.