Михайлов или Михась?

В перерыве, объявленном после речи прокурора, журналистам обсуждать было практически нечего. Лишь Игорь Седых откровенно кипятился:

– В конце концов я давал свои показания под присягой, я отвечаю за каждое свое слово, и прокурор меня практически оклеветал. Ни в какую полицию я не обращался, они сами ко мне заявились.

После перерыва слово было предоставлено защите. Первым выступил бельгиец Ксавье Манье.

– Прошу прощения за то, что вынужден напоминать известную всем истину: для того чтобы обвинять, нужно быть уверенным в вине. И хотя никаких доказательств вины господина Михайлова в речи господина прокурора мы не увидели, я все же хочу поздравить прокурора с весьма выдающимся успехом. На мой взгляд, он сделал открытие в области математики. При сложении двух нулей у него в сумме получилось два. Да, господин прокурор очень старался. Он так старался, что о его стараниях узнал весь мир. Моя старенькая мама, провожая меня в Женеву, сказала: «Будь осторожен в этой Швейцарии, там идет какой-то страшный процесс и может случиться всякое». Господин прокурор ссылался на показания свидетелей. Но в них не было ни одного подтвержденного факта. А главный свидетель обвинения Упоров напомнил мне старую охотничью собаку, которая уже не может приносить своему хозяину дичь, а тащит лишь протухшие кости. Я смотрю на все здесь происходящее и ловлю себя на мысли, что это не суд, а модный салон. Появилась мода на «русскую мафию», и швейцарская юстиция решила от моды не отстать. Ну, а раз это салон, то и я позволю себе салонную притчу. Один рыбак поймал маленькую рыбку, но ему было в этом неудобно признаваться, однако и лгать особенно не хотелось. Тогда он рассказал своему другу, что поймал среднюю рыбку. Тот, рассказывая, сказал, что его друг поймал большую рыбу, а уже следующий рассказчик с восторгом удивлял всех, что один его знакомый поймал на удочку кита. Слушаемое сегодня дело обросло не доказательствами,

а полицейскими рапортами. И уже через год можно будет сказать про каждого из сидящих в этом зале адвокатов: «Да ведь Манье, Реймон, Дрейфус, Маурер – они же все солнцевские». Да, сказать можно все что угодно. И сегодня Михайлова можно обвинить в том, что он является лидером «Солнцевской» преступной группировки. Но в таком случае надо будет бояться не Михайлова, а швейцарскую юстицию, которая способна судить человека только на основании слов, но не на основании фактов.

Все две недели процесса женевский адвокат Паскаль Маурер был задиристым и шумливым, скорым на острые реплики и потешные эффекты, которые зачастую веселили зал. Я уже говорил, что репортеры прозвали его Рыжим. Но в день его «тронной» речи в процессе Михайлова Маурера невозможно было узнать. Признаться, во время суда я не раз задавался вопросом: как этот, безусловно, грамотный, но больше похожий на циркового клоуна, нежели на юриста, человек мог возглавлять женевскую коллегию адвокатов? Ответ на этот вопрос я получил во время заключительной речи Маурера. Он был сосредоточен и немногословен. Его речь длилась больше пяти часов, и все же я продолжаю утверждать, что Маурер был лаконичен. Ни одной пустой фразы. Ни одного красивого сравнения, ни одной шутки, никаких заискиваний или заигрываний с составом суда, к которым нередко прибегают адвокаты. Господин Маурер словно заново пролистал все 72 тома уголовного дела, по которому его подзащитный 785 дней находился без всяких на то оснований в тюрьме. Он дал исчерпывающую оценку каждому документу, не упустив мельчайших деталей. Во время этой многочасовой речи то и дело хлопали двери – это покидали зал самые нетерпеливые. Но и судья, прекрасно с делом знакомая, и присяжные, которые о его сути узнали только за эти две недели, Маурера слушали с неослабевающим вниманием.

Казалось, что после этого убедительнейшего доказательства невиновности Сергея Михайлова Алеку Реймону просто не о чем будет говорить, но речь Реймона была блистательной. Блистательной как по форме, так и по содержанию.

– Здесь выставлено 72 тома уголовного досье, – начал свою речь мэтр Реймон. – Что же содержится в этом досье? Я отвечу —воздух! И на этот воздух потрачены миллионы франков. Поэтому завтра, господа присяжные заседатели, вы скажете «Не виновен». Иначе нельзя, иначе невозможно.

Сегодня утром прокурор Кроше вдруг обнаружил перед всеми синдром романиста. Все, что он сказал, относится более к художественному жанру, но никак не является доказательством для суда. Прокурор перечислил десятки фамилий, среди которых мы, наверное, в тысячный раз услышали фамилии: Пограмков, Аверин, Тамм, Кизяковский, употребляемые в одном контексте с так называемой