Михайлов или Михась?

А Сергей словно заново узнавал свою любимую Москву. Старался не пропускать театральных премьер, с удовольствием ходил на концерты, игры КВН, выставки. Его высокую статную фигуру узнавали повсюду. За спиной то и дело слышался шепот: тот самый, Михась, ну солнцевский, который суд в Женеве выиграл… Знакомые и даже малознакомые люди зачастую спешили подойти поздороваться. Многие уверяли, что не верили в его виновность, а напротив, верили в торжество справедливости. Правда, частенько говорили об этом почему-то шепотом, беспрестанно озираясь и оглядываясь, будто совершали что-то чрезвычайно опасное и рискованное.

Как-то в одном модном ресторане навстречу Михайлову поспешил известный певец и композитор. Плача и слез не пряча и утирая, стал говорить, как не спал ночами, молясь за скорейшее и благополучное возвращение дорогого друга Сережи. Его тогда еще жена, тоже известная певица, навек сохранившая свой украинский «ховор», из-за стола, правда, не поднялась, но головой согласно кивала: да, дескать, ночей не спали и глаза все выплакали. На столе у них стояла почти уже опорожненная бутылка водки, и когда певецкомпозитор к столу возвращался, то в кресло свое вписался далеко не с первого раза. Отойдя чуть поодаль, Сергей спросил у одного из близких друзей, кивнув в сторону композитора: «Позвонил хоть раз?» – и тот, отрицательно качнув головой, скупо ответил: «Ни разу».

Время его было спресованно до невероятной плотности, но все же он старался как можно больше бывать с семьей. То отправлялись все вместе на птичий рынок, то на выставку меда, то долгими зимними вечерами вместе гуляли по старому Арбату, и прогулки эти затягивались до глубокой ночи. Завтракать Сергей предпочитал с отцом. Стол был не по-утреннему уставлен всевозможными яствами, но сын словно спешил напоследок побаловать отца – увы, ничего утешающего или обнадеживающего врачи о ходе его онкологического заболевания не говорили.

Анатолий Павлович просыпался ранехонько. Курил в одиночку одну сигарету за другой, выжидая время, потом звонил мне по переговорному устройству и ворчал: «Писатель, ну хватит тебе прохлаждаться, давай чайку попьем». Я очень ценил утренние часы работы, но разговоры с Анатолием Павловичем, Палычем, как его называли все вокруг, были для меня еще важнее. Те пару часов, пока на кухню выходил свежий и бодрый после утреннего душа Сергей, Палыч рассказывал мне о своей молодости, о службе в армии и, конечно же, о сыне. Характера Палыч был твердого и властного, внешне несколько грубоват. Помню, поначалу Сергей даже опасения осторожные высказывал по тому поводу, найдем ли мы с его отцом общий язык. А потом всякий раз удивлялся, застав нас за мирной и покойной, обстоятельной утренней беседой. Ласкательных да уменьшительных имен не признавал, сына называл чаще всего Серегой либо Сережкой, но такая лю-бовь и гордость сквозили в его взгляде, что не утаить их было даже за внешней суровостью этого человека, прожившего такую нелегкую жизнь. Да и болезнь свою переносил он мужественно, порой боль терпел до тех пор, когда уже без врачей обойтись было просто невозможно.

Людмила, жена Сергея, хотя у нее и были по дому помощницы, свекру предпочитала сама и блинов испечь да на стол подать и чайку горяченького собственноручно освежить. Завтраки иногда затягивались на несколько часов, и лишь после этого возвращался я к работе над книгой, ничуть не жалея о потраченном времени.

Иногда навещали меня две очаровательные посетительницы. Первый раз они появились через несколько дней, как поселился я в доме Михайловых. Скрипнула дверь, я на скрип оглянулся и увидел в дверном проеме четыре блестящих глазика. Затем на пороге возникли две сестрички в умиляюще уютных коротких домашних валеночках. Я уже знал, что старшую зовут Шурочка, младшую Верочка. Они немножко посопели на пороге, потом Верочка спросила решительно:

– Вы писатель?

– Писатель.

– Книгу пишете, – не спросила, а утвердилась она в собственном мнении.

– А можно нам посмотреть, как писатели книгу пишут? —

спросила Шурочка.

Честно говоря, я растерялся, не зная, что и ответить.

– Ну, конечно, смотрите, если вам интересно. Вот садитесь сюда и смотрите.

В этот момент в комнату вошел Сергей.

– Вы что тут мешаете? – притворно строго спросил он дочерей.

– Мы не мешаем, – чуть ли не хором обидчиво возразили сестрички. – Мы смотрим, как писатели книгу пишут.

С того дня их посещения стали регулярными, и мы сдружились. Сейчас, когда я смотрю на двух светских молодых изысканных дам, окруженных собственными детьми, я невольно вспоминаю всякий раз тот вечер, когда они пришли выяснить, как писатели книгу пишут.

…В тот день, когда издательство «Вече» прислало мне первые пять сигнальных экземпляров книги, вышедшей с анонсом «Тайны женевского процесса», у Сергея брали интервью представители самых крупных и популярных изданий Швейцарии. Зарубежные гости задавали ему множество самых разнообразных вопросов, фотографировали дома и на Красной площади. Один из репортеров с достаточно явным упреком заметил: