Михайлов или Михась?

– Но сначала я хочу задать присяжным вопрос, – сказала судья. – Не было ли у кого-то из них за последнее время каких-либо контактов со следователем, прокурором, работниками полиции или иных спецслужб? А если были, то о чем шел разговор во время этих контактов?

Кто-то выкрикнул:

– Госпожа президент, я несколько дней назад имел встречу с полицейскими, но речь шла о дорожном происшествии, в котором я был замешан.

Весь зал оглянулся на говорившего. Это был молодой парень, в потертых джинсах, с рыжеватыми волосами, заплетенными в довольно длинную косу, и с крупной серьгой в левом ухе. Выслушав его, судья удовлетворенно кивнула, нажала какую-то кнопку на установленном за ее спиной лототроне, и в специальный желоб покатились пронумерованные шары. Госпожа Сталдер называла в соответствии с номерами фамилии, и места сбоку от нее поочередно заняли сначала шесть человек, потом еще трое – запасные присяжные, которые участвовали бы в голосовании в случае болезни кого-то из основных присяжных или еще каких-то непредвиденных обстоятельств. В основном составе оказался и тот, с серьгой, кто недавно обратил на себя внимание зала.

– Остальные присяжные могут либо остаться в зале в качестве присутствующих, либо покинуть зал, – объявила Антуанетта Сталдер.

Однако из зала никто не вышел, и после небольшой паузы президент суда привела присяжных к присяге, а затем предоставила слово мэтру Паскалю Мауреру.

– Госпожа президент, господа присяжные, – начал свою речь адвокат, – я считаю, что в такой обстановке процесс вообще проводиться не может, и требую его отмены. Вот уже пятнадцать дней вся швейцарская пресса твердит о вине господина Михайлова, приводя в качестве аргументов высказывания полицейских чиновников и служащих прокуратуры, включая женевского прокурора Кроше и генерального прокурора Швейцарии госпожу Карлу дель Понте. О каком беспристрастии присяжных можно сегодня говорить, если еще до начала суда в их сознание вдалбливают информацию о несомненной вине подсудимого. Какое право имели высшие чины нашей юстиции делиться с прессой той самой информацией, которую они держали в секрете от обвиняемого и от его адвокатов? Если каких-то сведений нет в материалах дела, то откуда они взялись у господ журналистов? Обратите к тому же внимание, что происходит в самом Дворце правосудия. Откуда такое количество вооруженной охраны, почему на лестничных пролетах и на крыше сидят автоматчики, для чего небо над Дворцом правосудия постоянно барражирует полицейский вертолет? Все это напоминает мне плохой кинобоевик, когда отсутствие сюжета восполняется обилием спецэффектов. Я твердо убежден, что процесс в такой обстановке проводиться не может и не должен, – повторил Паскаль Маурер. – И я вношу протест с требованием отменить процесс.

Едва адвокат умолк, поднялся со своего места прокурор Жан Луи Кроше.

– Процесс еще даже не начался, господин адвокат не знаком с присяжными, а уже высказывает им свое недоверие, обвиняет их в предвзятости. Что же касается утечки информации в прессу, то я могу заверить, что не имею к этому никакой причастности. Конечно, журналисты не имели права предопределять решение суда, это противоречит принципам презумпции невиновности. Но, господа, я хочу подчеркнуть, что не только принципом презумпции невиновно-сти определяются достижения демократии, существуют еще свободы слова и печати, и никто не имеет права посягать на свободу нашей прессы. К тому же и сами адвокаты, насколько мне известно, не оченьто ограничивали свои контакты с прессой и даже провели несколько пресс-конференций по поводу дела господина Михайлова.

В зале после этих слов прокурора раздался шум, из ложи прессы выскочили несколько репортеров вечерних изданий и устремились к выходу. Они торопились к телефонам. Сенсация первого дня судебного процесса была обеспечена: прокурор во всеуслышание заявил, что для него есть принципы более важные, чем принцип презумпции невиновности. А президент суда тем временем объявила перерыв для принятия решения по поводу ходатайства адвоката об отмене процесса.

Напротив женевского Дворца правосудия приютились с десяток кафе и маленьких ресторанчиков. Журналисты проследили, в каком из них облюбуют себе место адвокаты, и направились следом. Самые нетерпеливые из репортеров уже по дороге атаковали вопросами Маурера, но ответил за всех Ксавье Манье:

– Господа журналисты, вы слышали тот упрек, который бросил в наш адрес господин прокурор: он обвинил нас в утечке информации. Поэтому мы решили до конца процесса не давать никаких интервью. Не обижайтесь, господа, так будет лучше. Мы не хотим влиять на ваше мнение. Но я обещаю, что после окончания процесса мы ответим на все ваши вопросы, если к тому времени они у вас еще останутся.