Микрокосм, или теорема Сога

– Извините, великий министр, но кто поверит, что смерть жены генерала может предотвратить войну?

– Принц поверит.

И принц действительно поверил. Он проглотил стряпню хитроумного Умако, а великий министр тем временем уговорил его оставить внешнюю политику. Принудив себя к лести, хитрый царедворец склонил принца-недоумка к менее опасным для судьбы страны занятиям.

– О да, – захлопал Умаядо в ладоши. – Я воздвигну великую пагоду и орошу ее кровью крестьян, принесу их в жертву Будде!

– Нет-нет, – поправил его Умако, промакивая платком взмокший лоб, – великое деяние, которое войдет в историю, – м-м-м, например, составление конституции. Да, конституции. У китайцев, скажем, есть конституция. А у нас нету.

– У нас нету? Как так… Да, вы правы, конституция нужна стране. Я сейчас же возьмусь за работу.

И принц завопил, призывая к себе двух прикрепленных к нему священников, чтобы немедленно приступить к руководству сочинением столь важного опуса.

Советники двора не скрывали своего беспокойства.

– Великий министр, вы действительно хотите доверить принцу составление конституции?

– Чем бы это чучело ни тешилось, лишь бы не гадило. Подрежем, подправим. Не будет лезть в политику.

Священники постарались, и в течение года конституция была слажена. По весне принц Умаядо уже представил двору плоды своего труда. Семнадцать статей, восхитительный конгломерат конфуцианской и буддийской мудрости. Лично принцу принадлежала лишь одна идея: почитать суверена и регулярно подносить ему щедрые дары. В целях компактности дары выкинули и оставили лишь «почитать суверена» (статья третья).

До сих пор папаше Сога везло. За шесть месяцев осады лишь три стычки с противником, ад не оставил на нем ни царапины. Во всяком случае, большинству его товарищей повезло гораздо меньше. Каждую неделю появлялись несколько новичков, присланных заботливой родиной-матерью. Новобранцы занимали в палатке места выбывших. Боевой дух в облаках не витал, но и в грязи не тонул. Народ утешался тем, что могло быть и хуже. Их рота понесла потерь меньше соседей, всего-то тридцать пять процентов.

Над адом – наглое небо, сухое и синее. Рядом – товарищи по неволе: бесцветные холмы, серое море. За последние пять дней привалил еще густой белый снег, а с ним и холод, нещадно щиплющий плохо защищенный эпидермис. Не думал папаша Сога, что в Китае может быть так холодно. Не думал он, что увидит такой Китай: с красными кирпичными стенами, как на Гиндза, с мертвыми верфями, с полуразвалившимися миноносцами, ржавеющими у причалов с начала войны. И со снегом.

Папаша Сога стоял на часах, один на переднем краю, у самой колючей проволоки, ограждавшей лагерь. Он ждал, когда ему принесут положенную миску риса, и завидовал русским пленным, которые имели право на трехразовое питание. Унтер без боевых наград может дохнуть с голоду, может завидовать пленным, завидовать западным союзникам, на сытое брюхо восхваляющим доблесть народа Ямато.