Читаем Микроурбанизм. Город в деталях полностью

Неизведанное пространство – поле воображения. Заброшенные дома, заводы, старинные особняки, сеть катакомб и подземелий – мощный источник городских историй и легенд. По словам М. Оже, “город существует благодаря сфере воображаемого, которая в нем рождается и в него возвращается, той самой сфере, которая городом питается и которая его питает, которая им призывается к жизни и которая дает ему новую жизнь”[64]. Осваивающие заброшенный город неминуемо включены в сложные дискурсивные игры, связанные с возникновением, поддержанием или же, напротив, развенчиванием таких легенд:

В любой населенный пункт приедешь, спроси какого-нибудь такого особо умного, он тебе скажет, что из этой церкви, эта церковь, в другом поселке за 35–40 км идет подземный ход (М. П., 25 лет, диггер).

Городская легенда как своеобразная визитная карточка города, знак его уникальности, может возникать стихийно или же иметь определенного автора. Она поддерживается обывателями, нередко тиражируется медиа и имеет весьма устойчивый характер. Исследователи заброшенностей (к которым мы относим всех, так или иначе применяющих исследовательские стратегии), как правило, занимают в отношении подобных феноменов массовой городской культуры критическую позицию:

Ну, все эти городские легенды, которые потом в лютом количестве впрыскиваются по ящику, по всяким газетам. Все это мы перечеркнули, поняли, что ничего это не существует, что все это неправда, и в основном… Ну, в принципе это логично, потому что народу не интересно читать какие-то, знаешь… Скажем так, что оно из себя представляет, народу интересно: криптоящер под землей, крокодил, мерзкое чудовище, призраки, большие крысы, там не знаю, разветвленная сеть тоннелей. Параллельные миры… (Т. А., 21 год, трейсер, диггер).

Однако, жестко маркируя дискурсивное поле городских легенд как продукт фантазии, отвергая его в качестве своего инструмента взаимодействия с реальностью, исследователи городских заброшенностей тем не менее постоянно поддерживают его существование.

Ну, вообще такое исхоженное место, там кто только не побывал, все уже излазено ‹…› Но вот там есть труба, которая уходит вверх; и она сказала, что можно полезть вверх, потом найти трубы, вентиляцию, потом полезть вниз, ну и дальше… (И. Ч., 20 лет, трейсер, руфер, DoZoR).

По-видимому, та самая тайна, которая является столь неотъемлемой частью дискурса первооткрывателя, вынуждает оставлять в опыте восприятия пустых пространств место, лазейку, способную свести на нет всю конструктивную критику легенды, позволяет существовать многоуровневым подземным коммуникациям, призракам, чудовищам, по крайней мере в сфере воображаемого.

Работа воображения также неразрывно связана с режимами памяти заброшенного пространства.

Но мне иногда очень нравится стоять, смотреть, думать, то есть комната, да, там то, там то, там то, предполагать, что здесь было, то есть здесь там кто-то отдыхал, был какой-то склад, люди, может быть, ходили, что-то брали с него. Был там какой-то чувак… Здесь вот комната отдыха… Может быть, вахтерша какая-то сидела в этом месте. Там стульчик, у нее было зеркальце, в которое она смотрелась, ключи какие-то. Она была такая, выдавала там эти ключи, входили и т. д. и т. п. Может быть, читать там какие-то старые инструкции, которые висят на стенах, которые еще советские, довольно некоторые прикольные (Н. Г., 27 лет, любитель истории, фотограф).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян – сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, – преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия
Другая история войн. От палок до бомбард
Другая история войн. От палок до бомбард

Развитие любой общественной сферы, в том числе военной, подчиняется определенным эволюционным законам. Однако серьезный анализ состава, тактики и стратегии войск показывает столь многочисленные параллели между античностью и средневековьем, что становится ясно: это одна эпоха, она «разнесена» на две эпохи с тысячелетним провалом только стараниями хронологов XVI века… Эпохи совмещаются!В книге, написанной в занимательной форме, с большим количеством литературных и живописных иллюстраций, показано, как возникают хронологические ошибки, и как на самом деле выглядит история войн, гремевших в Евразии в прошлом.Для широкого круга образованных читателей.

Александр М. Жабинский , Александр Михайлович Жабинский , Дмитрий Витальевич Калюжный , Дмитрий В. Калюжный

Культурология / История / Образование и наука