Читаем Микроурбанизм. Город в деталях полностью

В то же время блошиные рынки редко рассматриваются в литературе как феномен городской жизни. Еще реже их анализируют в контексте городского пространства и городской публичной жизни[158]. Наш опыт изучения и сравнения разных блошиных рынков показывает, что анализ этого феномена в контексте города помогает понять не только многие особенности блошиных рынков, но также особенности городской культуры, частью которой они являются, которую они отражают и одновременно производят. Городские блошиные рынки отражают специфику городских пространств и сред и сами оказывают влияние на формирование атмосферы, пространств, социальной и культурной жизни города и его территорий.

Для анализа мы выбрали два блошиных рынка – один в Санкт-Петербурге, другой в Берлине. Это удивительно разные и даже контрастирующие рынки, но именно это делает их интересными для сравнения. Мы решили рассмотреть феномен блошиных рынков, взяв за основу концепт “городской сцены” социального философа Алана Блума[159]. И хотя блошиный рынок, вероятно, не является хрестоматийным примером городской сцены в понимании Блума, мы полагаем, что взгляд из этой перспективы позволяет лучше понять сходства и различия между двумя рынками, двумя городами и двумя обществами.

“Удельный” блошиный рынок в Санкт-Петербурге

В конце 1990-х в Санкт-Петербурге существовало несколько блошиных рынков (барахолок), часть из которых располагалась в самом центре города. Как правило, это были небольшие стихийные рынки у станций метро, самые крупные и известные – на Сенной площади и на Владимирской площади близ собора. В начале 2000-х годов в связи с подготовкой к празднованию 300-й годовщины города было решено все блошиные рынки “стереть с лица” города – в рамках мер по его “очистке”, дабы к своему юбилею Петербург предстал перед статусными гостями “в лучшем свете”. Эта аргументация показалась бы, вероятно, странной любому европейцу, привыкшему посещать блошиные рынки в центрах Парижа, Лондона, Мадрида или Рима и отыскивать информацию о них в туристических путеводителях по этим городам. Но в отличие от многих европейских рынков[160] в Петербурге барахолки всегда окружались мрачными слухами, считались грязным местом, где “странные личности торгуют мусором с помоек, ворованными вещами и криминальным товаром”. Городские власти, по всей видимости, разделяли это обыденное отношение к барахолкам и поспешили скрыть их от глаз высокопоставленных гостей юбилейной “культурной столицы” России. Лишь нескольким блошиным рынкам, расположенным на окраинах города, удалось избежать печальной судьбы своих “центральных” собратьев – благо в новостройки иностранные делегации не возили.

Недалеко от станции метро “Удельная” расположился самый большой (и до недавних пор – единственный) в городе блошиный рынок, или, как его именуют в народе, “барахолка”. На земле разложены картонки и газетки с товарами: старые вещи, посуда, куклы, баночки, провода, инструменты, вазочки, крышечки и совсем непонятные вещи – труднее сказать, чего здесь нет. На этом уникальном пространстве каждый может отыскать свое сокровище: пионерский галстук, вазочку из-под мороженого 70-х годов, плюшевого Чебурашку, застежку для бюстгальтера 60-х годов (в заводской упаковке!), чулки с бирочкой и ценой 54 копейки, ситцевые платьица и плюшевые юбочки, кассетный магнитофон “Электроника” с кассетами МК – 60, запасные баллончики для сифона газводы (если кто-то еще помнит, что это такое). Здесь обитают интересные люди, встретить которых в таком количестве в других пространствах города попросту невозможно. Они продают вышедшие из моды, смешные, ностальгические, странные и трогательные вещи. Многие из этих вещей наделены жизнью, историей, особым духом своих, порой многочисленных, хозяев. Совместно эти люди и их вещи создают уникальную и удивительную атмосферу места, в которое превращается по выходным дням ничем не примечательный сквер, вытянувшийся вдоль железнодорожного полотна. В будни это пространство попросту незаметно, как если бы его не существовало.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян – сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, – преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия
Взаимопомощь как фактор эволюции
Взаимопомощь как фактор эволюции

Труд известного теоретика и организатора анархизма Петра Алексеевича Кропоткина. После 1917 года печатался лишь фрагментарно в нескольких сборниках, в частности, в книге "Анархия".В области биологии идеи Кропоткина о взаимопомощи как факторе эволюции, об отсутствии внутривидовой борьбы представляли собой развитие одного из важных направлений дарвинизма. Свое учение о взаимной помощи и поддержке, об отсутствии внутривидовой борьбы Кропоткин перенес и на общественную жизнь. Наряду с этим он признавал, что как биологическая, так и социальная жизнь проникнута началом борьбы. Но социальная борьба плодотворна и прогрессивна только тогда, когда она помогает возникновению новых форм, основанных на принципах справедливости и солидарности. Сформулированный ученым закон взаимной помощи лег в основу его этического учения, которое он развил в своем незавершенном труде "Этика".

Петр Алексеевич Кропоткин

Культурология / Биология, биофизика, биохимия / Политика / Биология / Образование и наука