Микроурбанизм. Город в деталях

Все возможные во время фотографирования позы можно разделить на “фотографические”, т. е. принимаемые специально для того, чтобы сфотографироваться, и “нефотографические”, т. е. те, которые люди принимают в обычной жизни и без цели быть сфотографированными. Туристы, которые на фоне достопримечательности встают прямо и смотрят в кадр, принимают специальную “фотографическую” позу: они прервали свои занятия, чтобы встать определенным образом, и совершают какие-то действия специально для того, чтобы они были запечатлены фотографом. Почему же они встают именно так?

Прямая осанка пришла в фотопортреты из живописи и из правил этикета XIX века. Согласно этим правилам, воспитанные мужчины и женщины должны были стоять прямо и не опускать голову, в отличие от людей низкого происхождения, которым позволялось наклонять корпус и голову, горбиться: “…согнутая спина, выпяченное бедро или опущенный взгляд у мужчины могли быть интерпретированы как знаки низкого происхождения, социального подчинения, сервильности или андрогинности”[287]. Согнутая спина в XIX – начале ХХ века маркировала представителей низших слоев общества[288], кроме того, сгорбленная поза “во многих культурах является признаком старости или физического нездоровья”[289]. При этом аристократический телесный код, как пишет О. Гавришина, “это единственный развитый телесный код, который опознавался в качестве такового и который служил ориентиром для других социальных групп. ‹…› Совершенно неслучайно в качестве образца для студийной фотографии было избрано «аристократическое» тело”[290]. Представители высшего общества оказывались запечатлены на живописных и фотографических портретах с прямой осанкой и поднятой головой, а клиенты фотографов из более низких сословий перенимали эту позу уже в качестве правильной “фотографической”: именно так надо сниматься.

Турист, стоя прямо на фоне памятника, смотрит в кадр. С точки зрения любительской фотографической коммуникации взгляд в камеру облегчает передачу визуального сообщения и придает ему бо´льшую однозначность. Он сообщает зрителю, кто является героем снимка и о ком пойдет речь. Взгляд не в объектив – это отступление от конвенций любительской фотографии в сторону фоторепортажа, и хотя фотолюбитель может поиграть с конвенциями других фотографических жанров, частое использование этого приема представляется ему нежелательным.

Взгляд в камеру наилучшим образом иллюстрирует соучастие “модели” фотографа-любителя в процессе фотографирования, ее соавторство с фотографом. В отличие от направляющих указаний фотографа о том, как “модели” следует встать или сесть, взгляд в объектив – знак субъектности самой “модели”, который демонстрирует, кто контролирует ситуацию. Взглядом в объектив “модель” также подает зрителю знак, что знает о съемке и тот образ, который зритель увидит на фотографии, это впечатление, желательное для фотографируемого.

Позирующий в любительской фотографии может быть в такой же мере автором композиции кадра, как и сам фотограф, когда, как сформулировал это А. М. Родченко[291], “не фотограф идет с аппаратом к объекту, а объект идет к аппарату”. Автор визуального высказывания, создаваемого с помощью любительской фотографии, может быть сам запечатлен на снимке: его авторская позиция подчеркивается прежде всего взглядом в объектив. Любительская фотография не знает разделения “фотограф (художник) – модель – зрители (толпа)”. Туристы, вместе гуляя по городу с фотоаппаратом, по очереди “щелкают” друг друга на фоне одних и тех же достопримечательностей: компетенция в сфере любительской фотографии, которой в равной степени обладают все участники процесса фотографирования, позволяет им меняться ролями.

Взгляд в камеру делает изображенного на снимке человека равноправным со зрителем участником коммуникации: изображенный “смотрит” на того, кто смотрит на него, устанавливает с ним контакт, а не является просто объектом рассматривания[292]. Взгляд в камеру на фотографии можно сравнить с местоимением “я” в естественном языке: это форма, предназначенная для выражения субъективности, т. е. “способности говорящего представлять себя в качестве «субъекта»”[293].