Мила Хант

Моя тревога непрерывно растёт, мне уже сводит желудок.

– Почему вы это говорите? И почему вы обращались к ним словно к камикадзе?

– Никогда не вмешивайтесь, – повторяет он. – И сосредоточьтесь на вашем задании.

– Что меня ждёт?

– Вы же знаете. Солдаты сопровождают вас до Периферии. Дальше вы внедряетесь, вычисляете шефов…

– И убиваю их, так? – говорю я бесцветным голосом.

Солдаты сидят внутри, мотор уже включен. Они ждут только меня. Я совсем теряю голову и кричу на весь двор:

– Я никогда в жизни не прикасалась к оружию! Вы не можете взять и отправить меня убивать людей! Я не один из ваших солдатов!

– У вас внутри есть самое экстраординарное, самое феноменальное оружие на свете. И Л. дала вам другое, тоже мощное, на случай необходимости. Незачем терять время, обучая вас военному ремеслу.

– Но как я справлюсь? Вы же ничего не рассказали ни о париях, ни об их шефах, ни о том, как к ним приблизиться… Вы не дали никакого ключа!

– Я не хочу, чтобы вы знали слишком много. Иначе вы можете случайно проговориться. И подвергнуть себя опасности.

– Я в опасности с самого рождения из-за моей проклятой способности. Вы думаете, я хоть кому-нибудь о ней проговорилась? Я чемпион мира по конспирации!

– У них шпионы в Центре. Они бы попытались уничтожить вас. Но по пути Ж. сообщит вам дополнительные сведения. – С. указывает на солдата, сидящего за рулём.

Я мотаю головой, совершенно обезумев.

– Нет, это вы должны мне всё рассказать! Чего вы боитесь?

Мои слова отскакивают от него. Он смотрит снисходительно.

– Думаю, это вы боитесь, Мила. И это нормально. Всё будет хорошо.

Я закрываю глаза.

– Да, конечно. Всё будет хорошо.

– Запомните одну вещь. Если вам надо будет подтвердить вашу принадлежность к Периферии, скажите: «Никогда как они».

– Это что? Пароль?

– Мы не уверены, – признаётся С. – Но это одно из немногочисленных сведений, которые удалось вытянуть из пленных.

Я залезаю в машину и сажусь на место, которое указывает женщина-солдат. С. заглядывает внутрь.

– Когда будете там, соблюдайте главное правило: как можно меньше говорить. Это лучший способ избежать разоблачения.

– А если мне будут задавать вопросы?

– Не увлекайтесь выдумками и враньём. Разыгрывайте замкнутую, скрытную девушку. Впрочем, вы такая и есть.

Он отступает назад. Женщина собирается закрыть дверь. Но я её удерживаю.

– С.!

Я хватаю его за руку. Он не отшатывается. Я шепчу, но достаточно громко, чтобы он меня услышал.

– Вы знаете, о чём говорите, когда советуете разыгрывать комедию и лгать. Вы настоящий профи в этом деле. Но я не верю больше ни единому вашему слову. Ничему. Так что не делайте вид, будто заботитесь обо мне.

И тут совершенно неожиданно С. гладит меня по щеке. Такое впечатление, будто этот жест вырвался у него случайно. Я застываю. Моя рука по-прежнему сжимает его предплечье. С. выпрямляется.

– Я… мы не хотим потерять вас. Мы не можем вас потерять.

Солдаты сидят безучастные, вперив невидящие взгляды в пустоту. Я заползаю в глубь салона. Дверь захлопывается. Я не смотрю в окно, пока мы выезжаем за ворота. Моя щека горит.

II. Западня

15

Вот уже полчаса мы ползём в пробке. Несколько раз я пытаюсь завести разговор, но мои вопросы падают в пустоту. Видимо, это Ж. будет решать, когда придёт время меня проинструктировать. Наконец я умолкаю и начинаю просто смотреть в окно. В этот момент мы как раз проезжаем мимо предприятий моего отца. Догадывается ли он, что его дочь вот-вот исчезнет в ядовитом тумане Периферии? Что они скажут родителям, чтобы объяснить моё отсутствие? Удивительно, но я по-прежнему надеюсь, что отец будет беспокоиться. Искать меня. А потом найдёт и вернёт домой. Удручающая наивность. Я продолжаю глазеть в окно.

Мы едем по незнакомой мне части города. Я вдруг понимаю, насколько в своём шикарном доме, возвышающемся над Центральным парком, я была отделена и защищена от остальной вселенной, переполненной и суетливой. Я взирала на лежащий внизу мир свысока, иногда жалуясь на столь неудобное соседство, но чаще всего – просто презирая. Речь даже не о Периферии, а о менее престижных районах Центра, по которым мы сейчас едем. Ж. удалось вырвать нас из толчеи делового квартала с его небоскрёбами из стекла и бетона. Я думаю о матери. Интересно, отваживалась ли когда-нибудь она, боящаяся всего на свете, выйти за пределы улиц, окружающих наш дом?

Мы катим по прямой трассе. Неожиданно – в полном одиночестве. Мной вновь овладевает тоска. Обрушиваются воспоминания о Жанне и Нильсе. Чувство вины впивается в горло. «Увы, за вашу ошибку заплатили ваши друзья». Слова леди А. не выходят из головы. Я никогда от этого не оправлюсь. Часть меня погибла там, на озере, вместе с Жанной. Остаётся лишь слабая надежда, что Нильс выживет. Я сжимаю кулаки.

Держись, Нильс. Ради тебя, ради твоих близких и немного ради меня, даже если я не имею права просить об этом. Прости меня и борись за жизнь.