Если бы она могла посоветоваться с кем-то… Но Гурий не приходил в сознание, а Акулину Мила не хотела отягощать еще и своими проблемами — ей и так было тяжело. Барбарис сейчас находился во Внешнем мире, да и вряд ли он смог бы помочь ей в этом вопросе. Съездить к Прозору Мила не могла из-за запрета покидать Троллинбург. Друзья, Ромка и Белка, наверняка ничего не смогли бы ей подсказать — ведь в их семьях не было ясновидящих. Мила подумала о Велемире, но… Ей было неудобно к нему обращаться. Он и так уже слишком много для нее сделал, попросив Вирта защищать ее на суде.
Словом… посоветоваться было не с кем, как бы она ни нуждалась в совете. К тому же сейчас у нее и так в жизни было слишком много сложностей. Сны… В конце концов, это может подождать.
Наблюдая сквозь прикрытые веки, как приближающийся рассвет мягким, невидимым прикосновением делает очертания предметов в комнате яснее и четче, Мила, не заметив того, провалилась в сон.
Утром, когда Мила проснулась, Белки в комнате уже не было. Повернувшись под одеялом, Мила поежилась от холода и не сразу поняла, что замерзла из-за того, что лежит на очень влажной простыне. Она вспомнила, что перед рассветом просыпалась в холодном поту. Это было не удивительно, учитывая, что причиной ее раннего пробуждения был кошмарный сон.
Мила выбралась из-под одеяла и, дрожа от холода, потянулась за одеждой. Пока она переодевалась из тонкой летней пижамы (такой же влажной, как и ее постель) в сухую школьную форму, по ее телу сновали мурашки. Сначала Мила собиралась высушить постельное белье заклинанием «Ксеротерм», но потом с досадой вспомнила, что ей нечем это сделать. Отсутствие карбункула с каждым днем все больше выбивало ее из колеи.
Все, что ей оставалось, это откинуть одеяло, а простыню повесить в ванной на бельевой веревке до вечера. С пижамой было проще — развешенная на спинке стула, она очень быстро высохнет.
Через минуту, когда простыня висела на бельевой веревке, Мила подошла к зеркалу в ванной, которое висело прямо над большой раковиной. Посмотрев на свое отражение, она отметила, что выглядит какой-то измученной и уставшей, словно ночью не спала, а действительно бродила по лесу. Видимо, кошмары не способствовали отдыху во сне.
Собрав волосы в хвост, Мила открыла кран и взяла в руки зубную щетку. Покончив с процедурой умывания, она вновь распустила волосы, но от зеркала отходить не спешила. Ей вдруг стало интересно, что сейчас поделывает ее пугало. Первые дни после нанесения татуировки Мила при каждом удобном случае проверяла, танцует пугало или нет, и заметила интересную вещь. Когда поблизости никого не было, пугало выглядело, как самая обычная татуировка, никакого отношения не имеющая к магии, — оно не двигалось. Но если недалеко, например в соседней комнате, за стеной, были люди, пугало всегда танцевало. Это напоминало некий ритуальный танец с хаотичными движениями, хотя на самом деле пугало всего лишь подпрыгивало на своей единственной ноге и качало руками, как коромыслом. И не имело значения, могут быть опасны для нее находящиеся рядом люди или нет. Были люди — был танец. Но пока что единственными, кого напугал танец на тот момент скрытого от глаз пугала, были Воронов и Лютов. Друзья не чувствовали никакого дискомфорта, находясь рядом с Милой. Как и предупреждал Шило: пугало отпугивает только тех, кто хочет причинить его хозяину вред.
Расстегнув верхние пуговицы школьной кофты, Мила оттянула немного в сторону ткань. Как она и предполагала, пугало под левой ключицей было неподвижно. Видимо, на верхнем этаже средней башни Львиного зева не осталось ни одного человека — все уже давно проснулись и спустились в столовую к завтраку.
Застегнув кофту, Мила еще раз осмотрела свое отражение в зеркале. На фоне белой простыни, висящей у нее за спиной, ее кожа казалась желтоватой, как пергамент, — румянец отсутствовал напрочь. Со вздохом Мила подумала, что ей, в общем-то, все равно, как она выглядит, и равнодушно повернулась к своему отражению спиной… В этот самый момент перед глазами все подернулось рябью, словно она заглянула в наполненную водой ванну.
Немигающим взглядом Мила уставилась на белую простыню, развешенную на бельевой веревке, — под ней один за другим проступали очертания трех неправильных овалов.
Мила осознавала: то, что она сейчас видит, нереально — это лишь видение. Но страх камнем подкатил к горлу, потому что она уже знала, что последует дальше.
В районе каждого овала, чуть ниже, заскользили по простыне длиннопалые ладони. Ткань стала прозрачной, и на Милу глянули три пары темных круглых провалов вместо глаз. Рты существ — безгубые, сшитые белыми нитками, — растянулись и наружу вырвались звуки — жуткие создания по ту сторону простыни словно задыхались. В их стонах была непереносимая мука. Их стоны обещали непереносимую муку. Одновременно.