Первый год после расторжения брака Гидеон провел в пьяном угаре. Он проигрывал огромные суммы денег, но даже не обращал на это внимания. Ни один мужчина не вправе иметь столько женщин, сколько имел он, не зная их имен и не помня лиц. От полного бесчестья его спасло лишь то, что он совсем перестал появляться в лондонском светском обществе. Он не бывал на балах, вечеринках и светских раутах, где присутствовали матроны в надежде выдать своих дочерей замуж за подходящих виконтов. Он опустился на дно лондонской жизни, бывал в Ист-Энде, возле верфей, в районах Саутуорка или Севен-Дайалс, а также в некоторых других местах, пользующихся дурной репутацией, где лишь немногие джентльмены осмеливались появляться после наступления темноты. Его не раз грабили и избивали. Он возобновил свое знакомство с Хелмсли и Норкрофтом в районе Хеймаркета, где они пытались выиграть какое-то дурацкое пари, заключенное с Кавендишем, который, возможно, в первый и последний раз в своей жизни проявил здравый смысл и не сопровождал их Там эту парочку угораздило сцепиться с какими-то головорезами В последующие годы приятели так и не пришли к единому мнению, кто кого тогда спас, но Кавендиш всегда сокрушался, что не пошел тогда вместе с ними. Встреча с людьми своего круга потрясла тогда Гидеона, заставив понять, насколько низко он опустился. Вернувшись домой, он задумался, как могло случиться, что потеря женщины чуть было не разрушила его жизнь. Запершись в своей комнате, он думал над этим целых три дня. Когда он вышел оттуда, алкоголь и воспоминания о невостребованной любви остались в прошлом. Он начал с того, на чем закончил нормальную жизнь, но стал более циничным, более насмешливым, а язык его был временами острее, чем следовало бы, но ведь всего этого можно было ожидать. Он стал другим человеком. Два года спустя он, Хелмсли, Норкрофт и Кавендиш, являясь завсегдатаями одних и тех же клубов и вращаясь в одних и тех же кругах, подружились и с тех пор оставались друзьями.
– Я намерен видеться с ней по возможности чаще, – коротко сказал Гидеон.
«Если можно, то каждый день и, несомненно, каждую ночь».
– Ты ведь знаешь, что я считаю ее своим другом, – сухо заметил Хелмсли.
– Мне это хорошо известно.
– Это дает мне право спросить о твоих намерениях. – Он говорил непринужденным тоном, но выражение глаз было серьезным.
Норкрофт аж застонал.
Гидеон приподнял бровь:
– О моих намерениях?
– Да, – кивнул Хелмсли.
– Послушай, Хелмсли, – взмолился Норкрофт, – ты – ее бывший любовник, а не папаша.
– Я ее друг и отношусь к обязанностям друга серьезно.
– Но ты и мой друг тоже, – сказал Гидеон. – Почему бы тебе не спросить у нее, каковы ее намерения относительно меня?
– Он никогда ни в малейшей степени не интересовался намерениями какой-нибудь женщины по отношению ко мне, – печально покачал головой Норкрофт. – Я, возможно, не переживу такого пренебрежения.
Хелмсли игнорировал его слова.
– Если возникнет такая ситуация…
– Я могу сказать тебе, какими были мои намерения до прошлой ночи, – сказал с озорной улыбкой Гидеон. – И какими они являются на данный момент.
– Вот как? – Хелмсли приподнял бровь.
– Мы намерены наслаждаться компанией друг друга так долго, как оба того пожелаем.
– Понятно, – сказал Хелмсли. – Я хотел бы рассказать тебе кое-что о Джудит. Думаю, тебе было бы полезно это знать.
– Я предпочитаю обо всем узнать сам, – заявил Гидеон. И о том, как ее тело выгибается навстречу ему в порыве страсти, и о том, как стекленеют ее глаза в моменты наивысшего наслаждения, и о том, как ее сердце бьется рядом с его сердцем.
– Я это понимаю, – сказал Хелмсли, искоса взглянув на него. – Но я не имею в виду интимные подробности.
– Слава Богу, – пробормотал Норкрофт.
Хелмсли чуть помедлил, как будто не был уверен, стоит ли это говорить.
– В Джудит много такого, чего сразу и не увидишь.
– Того, что видят глаза, более чем достаточно, – хохотнул Гидеон. – Возможно, Джудит Честер – самая независимая женщина из всех, которых я встречал. В то же время она прелестна и весьма красива. – Он отхлебнул бренди. – Она, знаешь ли, установила правила – более точного слова не подберешь – для нашей связи.
– Правила? – Норкрофт насмешливо фыркнул.
– Правила? – нахмурил брови Хелмсли. – Для меня она никогда не устанавливала правил.
«Это потому, что она не прыгала в твою постель очертя голову», – улыбнулся своим мыслям Гидеон.
– Правила? – не веря своим ушам, повторил Хелмсли. – Как я уже говорил, Джудит не такая, какой ее считают. Она чрезвычайно скрытный человек, и эта ее беспечность всего лишь напускная. За долгие годы мне приходилось иногда видеть проявления ее подлинного характера, и я знаю, что она не такая сильная, какой кажется.
– Как и многие из нас, – пробормотал Норкрофт.
Хелмсли пристально посмотрел на Гидеона:
– Что тебе известно о ее замужестве?
Гидеон пожал плечами:
– Только то, что, по ее мнению, они с мужем были родственные души.
– Это я тоже слышал, хотя мне она о нем никогда не говорила, – сказал Хелмсли. – И тот факт, что она рассказала об этом тебе…