«Милая моя, родная Россия!»: Федор Шаляпин и русская провинция

Эта тема подводит нас к заключительной стадии жизни Шаляпина, к последним годам. Вне музыки, вне пения, вне театра — счастья Шаляпин знать не мог. Кризис и другие причины постепенно суживали круг возможностей настоящей работы. Шаляпину было тяжело даже в годы триумфальных заграничных гастролей, когда золото сыпалось, как из рога изобилия, — оттого что нельзя поставить новую оперу, создать новый образ, иметь постоянный театр, постоянную труппу. Ему было тяжело, что надо ездить в Бордо, в Тулузу, в Нагасаки. Однако это все же было творчество, в этом все же была жизнь. И под японским небом, и в случайном театре, и при чужом оркестре зажигались огни, пробуждались вдохновения, расширялись крылья, дрожали сердца. Когда же систематическая постоянная работа становилась трудной, а с другой стороны, нередко приходилось отказываться от поездки потому, что этого требовал доктор, — над великой жизнью нависала тень трагедии. Мария Валентиновна Шаляпина, образец жены гения, — славный подвиг и подчас очень трудный, — небольшой круг интимных друзей, сам певец силились создать иллюзию полноты над бездною пустоты. Время от времени веселый завтрак с людьми, которых Шаляпин отличал, планы, мечты — как было бы хорошо сыграть Городничего или воплотить Скупого Рыцаря: как-нибудь непременно! — и сухой ветер пустыни… Пасьянс, — торопливый, нервный, почти невнимательный. Белот[22] — на несколько часов подряд. Все для того, чтобы уйти, уйти… И все время, в томлении духа, «сыплют ароматы» — гениальные искры. То несколько строф Пушкина, то минута лицедейства, то бесподобный шарж, то Петипа, француз, быстро-быстро говорящий по-русски, то еврейский анекдот, рассказанный с неподражаемым мастерством, то Дася приносит маленькую собачку, только что купленную, как назвать? Федор Иванович посмотрит и скажет:

— Микитка!

Не оторвать клички — Микитка и есть: нечто черное, проворное, забавное, чуть-чуть грязное, но милое, простое — Микитка!..

А то вдруг заговорит о смерти. Спокойно. А то: «Подсмотрел я около Китцбюхля в Тироле интересный домик. Близ речки. Можно рыбу ловить…»

Длительный разговор о политике… Тема — темы разные. Вариант основной темы — смута времени, — постоянно так или иначе затрагиваемой и в письмах. Пишет из Неаполя: «Сегодня Новый год. Сижу, читаю газеты — вижу: там расстреляли 2000, там убито 14, тут 93. Смотрю на Капри, вспоминаю социалистов-гуманистов, их расширенные возмущением глаза, протесты против смертной казни. И, несмотря на веселый триумф в Сан-Карло (неаполитанская опера), хочется всплакнуть от огорчения…» А то ироническая насмешка над былыми своими социалистическими увлечениями (в письме из Шанхая): «хотим заняться объединением рикш в социалистическую группу…». И вдруг — стихотворная импровизация в духе Рабле. А вот на клочке бумаги образ Моисея, навеянный Микеланджело, и неожиданный экскурс в психологию народов:

— Наши парни, как не попадут на мой концерт, перережут проволоку, чтобы погасить в зале электричество, а в Лодзи молодые еврейчики в длинных пейсах гуськом выстроятся вдоль толстой стены концертного зала, приложат к стене уши и… стараются послушать меня!..

Появится в «Тан» рецензия о спектакле. Кто-нибудь спросит: читали, Федор Иванович?

— Михаил! Купи «Тан». Никогда в доме ничего нет, что нужно…

Михаил побежал, принес. Шаляпин развернул газету, нашел, стал читать и… бросил после нескольких строк. Ну, Бог с ними!..

Не то. «Скучно, господа, на этом свете!»

И вот приходит минута высокая, — заговорил о музыке, о Мусоргском, о Моцарте, о Пушкине… «Говорят, нет правды на земле…» Читает… Какое наслаждение! Какой артист, какой человек! Сколько духовности! Забыта тяжба с обществом, забыл о нехороших людях, забыл обо всем, что есть на земле несовершенного, обидного, от чего всплакнуть хочется, — лишь бы смотреть на человеческие лица! Разве можно дышать без людей, когда без них нет искусства, нетления, нет театра, нет счастья?! Шаляпин молод, ему двадцать лет, он только что впервые увидел мир и влюблен в жизнь… Мало простору для души. Нужно что-то еще, что над жизнью!..

Счастлив тот, кто Шаляпина в такие минуты видел.

Кто же такой Шаляпин, — единственно-реальный, настоящий, живший среди нас, нам певший?

Вот он: «Когда я слушал „Град Китеж“ в первый раз, мне представилась картина, наполнившая радостью мое сердце. Мне представилось человечество, все человечество, мертвое и живое, стоящее на какой-то таинственной планете. В темноте — с богатырями, с рыцарями, с королями, с царями, с первосвященниками и с несметной своей людской громадой… И из этой тьмы взоры их устремлены на линию горизонта, — торжественные, спокойные, уверенные, они ждут восхода светила. И в стройной гармонии мертвые и живые поют еще до сих пор никому не ведомую, но нужную молитву…» («Маска и душа»).

IV Шаляпин и Ярославский край