Милая, обожаемая моя Анна Васильевна...

Серия кратких корреспонденций С.А. Ауслендера "Из поезда Верховного Правителя" печаталась в "Сибирской речи" с 12 по 27 февраля, а 1 марта - 3 апреля Ауслендер поместил там же серию больших очерков под общим заглавием "В поезде Верховного Правителя". Приведем здесь заголовки этих очерков (в сущности, названия глав книги): 1. Вместо предисловия; 2. Армия; 3. Кавалеры Святого Георгия; 4. Кровью запечатлевшие; 5. На Уфимском фронте; 6. На Вятском фронте; 7. Встречи с обществом; 8. На земских собраниях; 9. Попытки оппозиции; 10. В освобожденной Перми; 11. Казачий Круг; 12. Печальные курьезы; 13. В Кают-компании; 14. Выводы. В первом же из этих очерков автор отметил "навсегда печальный взгляд" адмирала.

2 В середине февраля 1919 г. на Урале и в Зауралье бушевали необыкновенно сильные снежные бури - срывало кресты с сельских церквей, нарушалась связь Омска с селами и деревнями Омского и Тобольского уездов, телеграммы с фронта и с поезда Колчака приходили с опозданием.

3 А.В. Тимирева служила переводчицей в Отделе печати при Управлении делами Совета министров и Верховного правителя.

4 В сообщениях о поездке Колчака информация о приемах, приветствиях, парадах, награждениях, торжественных обедах и молебнах в самом деле выходила на первый план. Это характерно и для корреспонденций Ауслендера (впрочем, не для итоговой серии его очерков), который уже в первой краткой заметке из Челябинска сообщал: "Верховный Правитель посетил лазареты, награждая раненых Георгиевскими крестами. После обеда Верховный Правитель сделал смотр отряду Каппеля и роздал по представлению командира отряда Георгиевские кресты. В 5 часов вечера состоялся парадный обед, устроенный торгово-промышленной палатой" ("Сибирская речь", 12 февраля).

Вещи, принесенные различными делегациями в дар Колчаку, и приветственные адреса 11 марта были выставлены для обозрения в зале заседаний Совета министров.

5 Комелов М.М. - лейтенант флота, личный адъютант А.В. Колчака.

No 7

15 февр[аля] [1919 г.]

Сегодня утром еле откопали наш дом, столько навалило снегу. После вчерашней вьюги мороз, а дом нельзя весь топить из-за покойника... Поэтому собачий холод, но и это не помогает, третий день со смерти, и воздух тяжелый. У меня открыты все дыры в комнате и, вероятно, никакого запаха нет, но мне все кажется, как он проникает во все щели, как я ни закрываю двери. Это приводит меня в невозможное состояние. Сплошной холодный ужас. Кажется, я не выдержу и - сбегу куда-нибудь, пока его не похоронят. Жалко только и совестно немного оставлять старушонку, но не могу больше. Ну, все равно с утра до ночи толкутся какие-то старые девы, читальщицы, чужие горничные, просто знакомые - похоронное оживление. Шибко худо есть, Сашенька, милый мой, Господи, когда Вы только вернетесь, мне холодно, тоскливо и так одиноко без Вас.

Позорно сбегаю - не знаю даже куда - может быть, к Вам, не могу оставаться.

д. 52, лл. 156-156 об.

No 81

Береговая, 9 17 февр[аля] 1919 г.

Александр Васильевич, милый, вот второй день, что я на основании захватного права пользуюсь Вашей комнатой, койкой и даже блокнотом с заголовком "Верховный Правитель". Я сбежала из дому, не выдержав похорон со всеми атрибутами. Эти дни правда были похожи на какой-то кошмар. Сегодня возвращаюсь к себе обратно. Опять буран, но солнце все-таки светит, т[ак] ч[то] хочу сейчас идти на службу - надеюсь, не занесет. Снегу на набережной намело горы, то круглые холмы, то точно замерзшие волны. Снег набился между рамами, вся Ваша терраса завалена. Ну и климат... Я все время думаю о заносах на жел[езных] дорогах. Теперь ведь везде они должны быть. Насколько это Вас еще задержит, Александр Васильевич, милый? А я так хочу, чтобы Вы скорее приезжали. Сегодня, когда начался буран, я лежала и все думала, как было бы хорошо, если бы Вы были здесь теперь. Выйти никакой возможности - и к Вам никто ни по каким делам не явится - force majeure [Непреодолимое обстоятельство (фр.).], по крайней мере я могла бы повидать Вас при дневном свете. Что же делать, если для такой простой вещи надо стихийное безобразие.

Милый, дорогой мой, я опять начинаю писать невозможную галиматью - но ведь я пишу Вам "для того, чтоб доказать мое расположение, а вовсе не затем, чтоб высказать свой ум" (если Вы мне преподносите письмо из Шиллера, почему я не могу Вам отвечать Шекспиром? - на одном диване вместе лежат и тот и другой). Я кончаю; как я служака2, то, несмотря на метель и поздний час, все-таки пойду. Итак, до свиданья, Александр Васильевич, дорогой мой. Я очень жду Вас и хочу видеть, а Вы хоть бы строчку мне прислали - ведь ездят же от Вас курьеры?

Господь Вас сохранит, голубчик мой милый. Не забывайте меня.

Анна

Не нашла другого конверта - извините. А. [Приписка сделана на верхнем поле первой страницы.]

д. 52, лл. 157-158 об.

___________

1 Написано на бланке из блокнота "Верховный правитель".

2 См. примеч. 3 к письму No 6.

ОБЗОР МАТЕРИАЛОВ ПО ДЕЛУ

ТИМИРЕВОЙ-КНИПЕР АННЫ ВАСИЛЬЕВНЫ