Милая, обожаемая моя Анна Васильевна...

Дорогая Леночка, я совсем не пишу стихов теперь, но мне хочется послать тебе то, что было написано осенью 49-го года. Всю эту осень меня не оставляло одно представление, как тень того, что было потом, вероятно. Вот оно:

Какими на склоне дня

Словами любовь воспеть?

Тебе вся жизнь отдана,

И тебе посвящаю смерть.

По дороге горестных дней

Твое имя меня вело,

И незримо души твоей

Осеняло меня крыло.

Оттого, что когда-то ты

Сердцем к сердцу ко мне приник,

И сейчас, у последней черты,

Слышишь - бьет горячий родник.

Только тронь - зазвенит струна,

И о чем я ни стану петь,

Но тебе вся жизнь отдана,

И с тобой я встречаю смерть.

Так глубоко ты в сердце врезан мне,

Что даже время потеряло силу,

Что четверть века из своей могилы

Живым ты мне являешься во сне.

Любовь моя, и у подножья склона,

И в сумерках все не могу забыть,

Что в этот страшный мир, как Антигона,

Пришла не ненавидеть, но любить.

Прости, Леночка за эту литературу. М[ожет] б[ыть], не стоило бы писать, ну да все равно. Целую тебя и Иленьку и очень вас люблю."

От 2.11.51

Дорогая Алена, получила твое законспирированное письмо [что это означает - неясно, так как Тюлино письмо, конечно же, потерялось. - С.И.] как раз тогда, когда собиралась послать телеграмму с запросом, живы ли вы. Не послала, так как, к счастью, денег не было. Ты, очевидно, все же не соображаешь в полной мере, что значит здесь не иметь писем. Вспомни портрет Угрюм-Бурчеева (мама, это я!) - "пейзаж изображает пустыню, над которой повисло небо цвета солдатского сукна" и т.д. По-видимому, этот пейзаж действует на людей очень разлагающе, так как нигде и никогда я не видала таких дурацких отношений между людьми, которые размениваются на пятаки и копейки. Такая старая собака, как я, и то разводит руками. "Если долго так продлится, скоро крышка будет мне, и могу я повредиться в небольшом своем уме", - как говорил один персонаж из некой морской поэмы. Цени, что имеешь дело с футболистом Ильей и ягуаровой Ольгой - что за дивные существа! [Ольга в это время влилась в Клуб юных биологов Зоопарка - КЮБЗ, а мои помыслы были без остатка отданы всяческому футболу: летом натуральному с битьем ногами по мячу, зимой - пуговичному. - С.И.]

Живу я сейчас в комнате, совсем отдельной, даже с отдельным ходом, не соприкасаясь с хозяйкой. Через сени живут две древние немки, у которых я жила летом; они размножились, очевидно, почкованьем, и теперь их стало три, а вместе им уж 250 лет. Жить одной неплохо в смысле работы, так как мои макеты занимают иногда всю комнату кроме кухонного стола, что в общежитии недопустимо. Но надо топить печку, таскать дрова и обо всем заботиться самой. Все бы это ничего, но если, к примеру сказать, заболеешь, то можно испустить дух и никто об этом не догадается.

А вот из письма ко мне от того же числа:

Здесь у нас стал Енисей, и теперь сообщение с миром только самолетами, машинами и автобусом, который ходит в Красноярск. Мальчишки на санках так раскатали всю горку, что ужасно скользко ходить. Зато у них масса удовольствия. Недалеко от Енисейска (30 км) недавно убили медведя, который нападал на людей, одного ранил, и его отбили только собаки; другого вовсе задрал, а потом и сам нарвался на человека с ружьем, тут ему и пришла крышка.

С нетерпением жду твоих фото, а также будь любезен прислать мне план квартиры: где столовая, где ты - мне интересно. [Квартира на Плющихе была к этому времени отремонтирована и усовершенствована, так что интерес тети Ани понятен. - С.И.] У меня в комнате русская печка, и если вы с Тюлей все же когда-нибудь приедете, то Тюлю я уложу спать на печку, а тебя в печку и утром буду вытаскивать за ноги. А если будет жарко, то в сенях есть ящик для кур. Тогда Тюля будет опять же на ящике, а ты внизу, т[ак] ч[то], видишь, все очень удобно.

Ну, будь здоров и счастлив. Целую тебя и Ольгу, если ее еще не съели ягуары.

На нескольких крохотных желтых листках, выдранных из блокнота, письмо без даты - от какого-то ноября:

Дорогая Леночка, несколько дней собиралась тебе ответить и все не могу. Не то чтобы некогда, но я напрочь утратила эпистолярный стиль. Сейчас ночь или раннее утро, сие мне неизвестно за отсутствием часов. Но больше нет возможности лежать и смотреть на лиловое окно - то ли луна, то ли рассвет. Итак, я встала, затопила плиту и решила тебе написать.