Милая, обожаемая моя Анна Васильевна...

3 В ближайшие дни, последовавшие за написанием этого письма, произошли события, заставившие Колчака в первый раз подать прошение о снятии его с должности командующего флотом. Конфликт разыгрался в отсутствие председателя ЦВИК, летчика, вольноопределяющегося Сафонова, стремившегося к поддержанию дисциплины и пользовавшегося авторитетом. В ответ на требование ЦВИК о распределении гарнизонных запасов кожи между матросами генерал-майор Н.П. Петров, в ведении которого находилась хозяйственная часть Севастопольского порта, отказался это сделать. ЦВИК постановил арестовать его. Представители комитета явились к Колчаку за приказанием об аресте, но получили резкий отказ. После долгого заседания комитета, уже около полуночи, вновь явились к Колчаку, вторично потребовали ареста, вторично получили категорический отказ. Тем не менее генерал Петров был арестован. Это был первый случай самочинного ареста на Черноморском флоте. Колчак еще раньше поставил верховного главнокомандующего и морского министра в известность, что он будет командовать флотом до той поры, пока не произойдет хотя бы одно из следующих обстоятельств: 1) отказ корабля выйти в море или исполнить боевой приказ, 2) смещение с должности без согласия командующего флотом начальника одной из его частей (неважно, будет это по требованию сверху или снизу), 3) арест подчиненными своего командира. Теперь А.В. послал телеграмму главе Временного правительства кн. Г.Е. Львову и верховному главнокомандующему ген. М.В. Алексееву о том, что вследствие самочинных действий ЦВИК он не может нести ответственность за Черноморский флот и просит отдать приказание о сдаче им должности следующему по старшинству флагману. На следующий день ЦВИК получил телеграмму, где действия его были названы контрреволюционными, сообщалось, что для разбора дела в Севастополь едет один из членов правительства, генерала же Петрова приказывалось освободить, что и было немедленно выполнено. В телеграмме Колчаку содержались просьба остаться в должности и обещание оказать содействие водворению порядка. Обе телеграммы были подписаны кн. Львовым и А.Ф. Керенским.

No 11

[Около 10 мая]

[Написано на обороте письма к третьему лицу, датированного 10 мая 1917 г.]

Вы пишете мне про Ваши мысли о моем нежелании писать Вам о том, что я забыл Вас. Это не совсем так: я не забыл Вас, и желание писать Вам, хотя бы для того, чтобы иметь письма Ваши, у меня, конечно, есть, но я должен был заставить себя не думать о Вас, ни о переписке с Вами. Уверяю Вас, что забыть что-либо по принуждению - вещь очень трудная, но все-таки, как я убедился, возможная.

Возьмите любое из моих писем, вспомните слова мои, и Вы поймете, какое это для меня огромное несчастье и горе. Но оно не одно - рушилось все остальное, что имело для меня наибольшую ценность и содержание. Надо ли прибавлять к этому еще что-либо. Мне тяжело писать. Я могу заставить себя делать что угодно [Далее зачеркнуто: могу смеяться], гораздо больше, чем написать несколько листков бумаги, но есть же представление о целесообразности того или иного поступка.

д. 2, лл. 15 об., 17 об.

No 12

[Перед текстом этого письма в отчеркнутой части листа написано: Это было, во всяком случае, отвратительнейшее путешествие, исключительное по скверным воспоминаниям и впечатлениям...]

Э[скадренный] м[иноносец] 20 мая 1917 г.

"Дерзкий"

На ходу в море

Г[лубокоуважаемая] А[нна] В[асильевна]

Я получил письмо Ваше от [Дата в тексте не проставлена, это 24 апреля (см. No 8 и 9)] неделю тому назад, но до сего дня не мог ответить Вам. Всю эту неделю я провел на миноносцах в переходах в северной части Черного моря, ходил в Одессу для свидания с Керенским1 и ген[ералом] Щербачевым2, ходил в Севастополь с министром3, отвез его обратно в Одессу, пришел в Николаев4 и теперь возвращаюсь в Севастополь с "Быстрым" и вновь вступившим в строй миноносцем "Керчь"5, делавшим свой первый переход морем.

Иногда в свободные часы я брал бумагу, ставил число и название миноносца, затем выписывал "Глубокоуважаемая Анна Васильевна" - но далее лист бумаги оставался чистым, и, проведя некоторое время в созерцании этого явления, я убеждался, что написать ничего не могу. Тогда я принимался за какое-либо другое, более продуктивное занятие.

Сегодня месяц, как я уехал из Петрограда, и первое время, когда я вспоминал свое пребывание в этом городе, возвращение в Севастополь и дни по прибытии на свой корабль, я испытывал желание забыть и не думать об этом времени. Но теперь мне это стало безразличным.

Скажу откровенно, что я сделал также все, чтобы хотя немного забыть и не думать о Вас, так, как это я делал ранее. Забыть Вас, конечно, нельзя, по крайней мере в такой короткий срок, но не думать и не вспоминать возможно себя заставить, и я это сделал, как только вернулся на свой корабль. Прошу извинить меня - но я хочу позволить себе говорить то, что думаю, тем более что мне довольно безразлично, что из этого получится. Если хотите, прошу поверить мне, что я совершенно далек от всякой мысли на что-либо жаловаться, сожалеть или надеяться.