Милая, обожаемая моя Анна Васильевна

А то в деревне, где мы купили себе дом, ко мне подошел сосед: "Хоть и не велели мне, а я тебе скажу: приезжали тут из угрозыска (ему что ГБ, что МВД - все было одно и то же, все угрозыск), о тебе расспрашивали - мол, как он тут, что делает да ездит ли к нему народ, ну и все такое прочее!"

Я уж не говорю о настойчивых попытках ГБ залучить меня к себе на роль банального стукача - это отдельная история, которую как вспомнишь, так всякие следы улыбки слетают с лица.)

Ну и в конце концов состоявшийся таки обыск квартиры, проведенный по делу Миши Мейлаха в последние дни 1983 г., когда записки Анны Васильевны уже были отправлены, но следов работы над ними в квартире оставалось полным-полно. К счастью, обыск старой и немаленькой московской квартиры оказался делом трудоемким и утомительным, да сыскное внимание внушительной команды ГБ было сориентировано на другое - ничто из имевшего отношение к Анне Васильевне не было отмечено. Правда, окончательно перевел я дыхание только существенно позже, после серии допросов, которые действительно касались исключительно дела Миши Мейлаха (его в апреле 1984 г. судили по одной из одиозных статей УК РСФСР - то ли по 70-й, то ли по 190-й).

Вернемся к Феликсу Перченку и к истории опубликования записок Анны Васильевны. Манера работы Феликса с рукописью Анны Васильевны выгодно отличалась от того, как это делали многие из ранее искавших успеха на том же поприще. Он взял с собой отпечатанную копию записок и через неделю явился ко мне со множеством вопросов, касавшихся семьи, различных обстоятельств и т.д. Мои ответы не всегда его удовлетворяли, да и сам я чувствовал, что пробелов слишком много. Прошло еще две или три недели, и теперь Феликс пришел с заново скомпонованным текстом и черновым макетом комментариев к нему. Я просмотрел этот пока еще всего лишь первый, очень далекий от намеченной цели черновик, но теперь понял: наконец-то записки Анны Васильевны попали не в чужие и не в холодные руки - то самое, чего так боялась она сама, - и теперь дело будет непременно и благополучно закончено. Мы договорились с Феликсом о дальнейшем режиме наших встреч; он попросил, а я с удовольствием согласился оказать ему некоторую помощь в поисках отдельных архивных документов, и работа двинулась.

Нельзя сказать, чтобы дело шло очень быстро, но так или иначе к концу 1981 г. материал был готов и отослан к издателям во Францию. В те времена публикация чего угодно за рубежом требовала немалой осторожности, и наши с Феликсом фамилии были заменены псевдонимами, которые Феликс и придумал. Мой мне очень понравился - П. Тюлин, так как я действительно был П. - племянник, и именно Тюлин. Однако на каком-то этапе продвижения рукописи к выходу в свет эти псевдонимы были еще раз замаскированы - вот и появились Боголепов и Громов, перекочевавшие позже (в 1990 г.) в советскую перепечатку "Минувшего". А вот как вспоминает сам Феликс Перченок о подготовке к печати тома "Памяти" (позже ставшей "Минувшим") с воспоминаниями Анны Васильевны:

"Вспомнить, как и почему задерживался выход шестой "Памяти"? Да я и тогда не знал (и не стремился узнать!) всех парижских причин и обстоятельств. Это же был принцип того времени: не брать по возможности в голову тех сведений, которые интересны карательному ведомству. Кто знает, какие средства они применят! Потом и сам не будешь помнить, что, когда, в каком состоянии и кому говорил. Переговоры-переписку вел Саша Добкин (кстати, очень въедливый и строгий редактор наших примечаний к воспоминаниям Анны Васильевны; некоторые находки - целиком его заслуга). Что-то он, конечно, мне рассказывал. Но установка сознания (это не запоминать!!!), видимо, сработала: имен, например, не помню напрочь. Помню, что No 6 из-за своего удвоенного объема был зашифрован в переписке под кличкой "Слон". "Когда выведешь слона на прогулку?" значило: "Когда No 6 выйдет в свет?" Про то, что тираж печатается, Володя должен был сообщить (кажется, в звонке третьим лицам) упоминанием города Клермон-Феррана, чтобы у нас были дни хорошо почистить свои квартиры. Долго же мы ждали этого Клермон-Феррана!.."