Милая Роуз Голд

– Я понимаю, милая, – ответил папа. – Я понимаю, к такому непросто привыкнуть, но я просто не знаю, что делать. У нее больше никого нет.

– Что, и друзей нет? – спросила Ким. – Скажи ей, чтобы съездила куда-нибудь с ними.

На несколько секунд повисло молчание.

– Я поговорю с ней, – вздохнул отец. – Но я не могу просто взять и выбросить ее из жизни.

Дверь ванной начала открываться. Испугавшись, я бросилась обратно в гостевую комнату. Разговор в хозяйской спальне продолжился на той же громкости, но я уже не могла разобрать ни слова.

Я тихо прикрыла дверь, забралась в мягкую постель и, раскинувшись звездой под одеялом, вытянула руки и ноги. Всю свою жизнь я спала в односпальной кровати. Может, когда-нибудь, после того как исправлю зубы, куплю себе большую кровать.

Как ни странно, я не расстроилась. Пусть Ким пока не прониклась ко мне теплыми чувствами, зато папа относится очень хорошо. Он пригласил меня сюда, в свой дом, и защищал меня перед женой. Нас все крепче связывали нерушимые узы. Если я хочу, чтобы Ким, Софи и Билли-младший полюбили меня так же, как папа и Анна, то мне придется постараться. Мне нужна была история, железобетонный аргумент, который убедил бы всех в том, что мне непременно нужно поехать с ними в следующем году. Если мы столько времени проведем вместе, то они поймут, что я не чужая, что я одна из них. Я лежала и думала, глядя в потолок и слушая, как семейство Гиллеспи готовится ко сну.

Утром, перед моим отъездом, мы с папой пошли прогуляться по району. На следующий день мне нужно было на работу, так что я собиралась домой. Какое-то время мы шли молча, в приятной тишине. Я все еще думала о том, что подслушала вчера вечером. Мне нужно было как-нибудь упомянуть поездку, чтобы дать папе шанс пригласить меня. Моя новая семья вернется с впечатлениями, которые приятно будет вспомнить и через тридцать лет. Эта поездка могла стать нашим первым семейным путешествием. Мне необходимо было уговорить Гиллеспи.

Мы повернули за угол, и снова показался папин дом.

– Когда мы снова сможем встретиться? – спросила я.

– Мы что-нибудь придумаем, – сказал папа. – Теперь ты знаешь, где меня найти. – Он подмигнул.

Я осторожно улыбнулась. Однажды я смогу улыбаться уверенно, смело показывая свои идеально ровные зубы.

– Роуз, – продолжил папа, – ты мне ничего не рассказывала о своих друзьях. Они все живут в Дэдвике?

«Все»?

– Ну, мою лучшую подругу зовут Алекс. Она учится в Чикаго, – ответила я. – Но в последнее время у нас что-то не ладится.

– Почему?

– Я не знаю. – Я вздохнула. В тот момент мне хотелось запомнить каждый сантиметр этого района: вот какой-то старик наклоняется за газетой, вот дети катаются на скейтбордах, вот догситтер пытается справиться с семью собаками одновременно. – Разошлись во взглядах по некоторым вопросам.

– И давно ты с ней знакома? – спросил папа.

– С детства. Она жила в Дэдвике со мной по соседству до того, как уехала в Чикаго.

– Похоже, у вас довольно крепкая дружба, раз вы столько лет общаетесь, – заметил он.

Я пожала плечами.

– Может, вам с ней нужно сесть и обо всем поговорить? Такие друзья – редкость.

Я кивнула:

– Хорошо, я попробую.

Кажется, папа остался доволен моим ответом. Я повернулась к отцу:

– Как думаешь, я понравилась Ким?

Он изобразил удивление:

– Конечно! С чего вдруг такие вопросы?

Это был мой шанс.

– Я… э-э… услышала, как вы с ней вчера разговаривали. Она не хочет, чтобы я ехала с вами летом. – Я уставилась на него, но он отвел взгляд.

– Роуз, – сказал папа, коснувшись моего плеча, – не принимай это близко к сердцу. Мы с тобой общаемся уже несколько месяцев и успели узнать друг друга, а моя семья познакомилась с тобой только вчера. Им еще нужно привыкнуть к тебе, но ты им понравилась. Я в этом уверен.

Я приподняла уголки губ:

– И они мне понравились.

Он так и не пригласил меня в поездку. Я поняла, что он не планирует этого делать. Все было прямо как с «Диснеем на льду». Когда мне было десять, я увидела в «Уолше» рекламный плакат «Диснея на льду». Я несколько недель уговаривала маму свозить меня на это шоу в Чикаго. «Я не буду вставать с инвалидного кресла, – обещала я. – Не стану надевать парик. Я сделаю все, что ты скажешь». Я представляла, как встречу Ариэль и как мне купят светящуюся волшебную палочку, как у Алекс. Может, я даже смогу поговорить с другими детьми.

И наконец мама сдалась. Мы выбрали день – десятое мая две тысячи четвертого года, и она купила билеты. По крайней мере, сказала, что купила. Я уже представляла, как сделаю подарок, чтобы отблагодарить ее. Я собиралась подарить ей брелок с миссис Поттс для ключей от машины.

Я целых шесть месяцев считала дни до поездки. А утром десятого мая, за час до того, как мы должны были выехать в Чикаго, меня начало тошнить. Рвота никак не прекращалась. Я хотела скрыть это от мамы, но она застала меня возле унитаза. «Мне так жаль, милая, – сказала она. – Съездим в другой раз». Но мы так и не съездили.