Милая Венера

Наверное, никаких. Просто, чтобы она слушала и сочувствовала, и позволила бы мне выговориться, пока я сама не найду ответа. Чувствую, опять на глаза навертываются слезы, и от вина даже хуже стало. Нина сидела невозмутимо в своем теннисном костюме, и, говоря, я вдруг начала обращать внимание на то, на се — ее толстые пальцы, сомкнутые на рюмке, родинка у нее на щеке, пятна пота под мышками. Прикинула, какой размер бюстгальтера она носит, и подумала, что я вообще без них обхожусь, и мне пришло в голову, что она может тоже думать как раз об этом. И я вдруг даже заподозрила, что она, возможно, лесбиянка — было что-то такое в ее взгляде. Правда, странно: говоришь о чем-то страшно важном, а в то же время думаешь совсем о другом… Или только я такая?

Тут я сообразила, что не меньше трех раз упомянула, что, по словам Гарри, дело с Амандой — один-единственный срыв и ничего больше. Ну почему я называю это «делом»? Потому что мне, не нравится думать о них в одной постели? Внезапно она меня перебила. «Послушай, — сказала она и налила нам обеим еще вина, — есть кое-что, о чем тебе, пожалуй, следует узнать». Я вся похолодела. В ее голосе было то же спокойствие, с каким она сказала мне, что с самого начала знала про Гарри и Аманду. «Он ей звонил и писал.

Так мне сказала Аманда, и это не очень похоже на один-единственный срыв». Наступила пауза — точно пропасть разверзлась — неужели все пробалтываются занюханной Нине обо всем? «Он пригласил ее приехать туда к нему, и они планируют проводить вместе праздники и уик-энды».

По-моему, я почувствовала бы себя лучше, если бы Нина меня обняла. Я этого хотела — я хотела заплакать по-детски, — но ничего подобного. Она просто сидела и прихлебывала вино. Мне хотелось спросить, как она может рассказывать мне такие вещи и даже не пытаться меня утешить.

Никак. Я оказалась в ловушке. Не могла же я просто встать и уйти. Или могла, но не ушла.

Наступило еще одно жуткое молчание. Я расплескала вино, и Нина пошла в кухню за тряпкой.

А я тем временем попыталась взять себя в руки. Теперь ведь я знала. Вот так. Я подумала о письме Гарри, которое пришло СЕГОДНЯ утром. Такое искреннее, просто донельзя. Это-то и есть самое скверное: он ведь писал все это с полной серьезностью. Я прежде не понимала, что самые опасные лжецы это те, которые верят собственной лжи.

Вернулась Нина и вытряхнула остатки вина в мою рюмку. У меня возникло ощущение, что я в больничной палате, и старшая сестра дает мне капли.

Тут я промямлила что-то вроде «а, ладно!».

Нина снова села у окна и уставилась в сад. Потом вдруг сказала: «Все ведь просто плотские наклонности, и ничего больше, верно?» Нет, ты веришь?

Плотские наклонности! Боже Великий! Я попыталась сказать, что, по-моему, вовсе не все — а доверие, обещания, верность слову, простая порядочность, не позволяющая предавать других людей, предавать свою жену?! Нет, ты не поверишь.

Нина засмеялась. Коротким таким пренебрежительным смешком. «Ты напрасно принимаешь все это так близко к сердцу, Джейнис, — продолжала она. — Это всего только секс. И ненадолго. С сексом всегда так. Он довольно скоро наскучивает. Тебе не кажется? А я так убедилась твердо».

Рут, я всегда считала себя мягкой и покладистой. Но с этим все. Я пришла в бешенство. «А я — нет! — заорала я на нее. — Я люблю, когда меня трахают, и хочу, чтобы меня и дальше трахали! И более того, если я заведу постоянного любовника, то не с тем, чтобы делиться им со шлюхой дальше по улице. Если я свободна, так буду, мать твою, трахаться с тем, кого выберу, но если у меня перед кем-то обязательства, то у меня перед ним обязательства. Я — его, и я хочу, чтобы он был мой».

Такое красноречие, можешь мне поверить! Я сама себе удивилась. Я знаю, с сутью ты не согласна, но все равно ты бы мной гордилась.

Но до конца было еще далеко. Нина откупорила еще бутылку. Лишнее, по-моему. «Послушай, ты же расстроилась», — вот все, что она сказала. Конечно, расстроилась, мать твою! Я была в ярости. И даже взвесила, не рассказать ли про Роберта и меня, как мы совокуплялись на полу Аманды; я знала, что это тут же дойдет до старой коровищи, и это меня подбодрило бы. Но, разумеется, это тут же дошло бы до Гарри, а мне нужно выглядеть в том направлении чистой до скрипа. Во всяком случае в ближайшее время. А потому я ничего не сказала и только молча бесилась.

Последнюю часть разговора я помню до боли ясно. После того как Нина с таким хладнокровием объявила меня «расстроенной», она указала, что, в сущности, мне не из-за чего тревожиться: с моей внешностью я без труда найду себе другого мужчину, если испытываю такую потребность. Черт! Я только что провела несколько самых мучительных недель в моей жизни, а она рассуждала так, словно речь шла об обмене старой машины на новую модель! Я ответила, признаюсь, не без ехидства, что для нее с такими сиськами это тоже, наверное, больших затруднений не составляет. И знаешь, что она сказала?

«Да, твоему Гарри они очень даже пришлись».