Милая Венера

Единственный раз, когда он пригрозил, что разведется со мной. Не спорю, с моей стороны это было верхом неразумности, но он, правда, был великолепен и — как Жан-Клод — казалось, помещал любовную связь на особую планету, куда материальный мир добраться не мог. Я так и не узнала, исчез он по моей вине или нет; но он единственный, кого я готова была оплакивать. Я все еще думаю о нем и гадаю, где он может находиться. Иногда мне снится, что он вновь возникает на моем пути в качестве советского посла В какой-нибудь Богом забытой столице, к которой его и Пирса приговорили за мое поведение. Ах, какая эпитафия!

Пирс, я замечаю, проявляет подозрительный интерес к твоему благополучию. С тех самых пор, как он узнал про наше пари. Я вижу, как он вглядывается в меня, пока я читаю твои письма. Молчание всегда было его оружием, и под этими отступающими к затылку волосами что-то зреет. Мысль о том, что ты отбарабанишь всех мужчин на твоей улице, крайне его заводит, и раз-другой он осведомляется: «Так какой теперь счет?» Он всегда воображал, будто ты стервоза, и хитрый дипломат в нем, наверное, уже прикидывает, как ему суметь войти в десятку и избежать моего грозного воздаяния. И еще меня интригует, что именно он находит сообщить Гарри, которому постоянно пишет. Сомневаюсь, что они обсуждают погоду.

Итак, встретимся мы только через два месяца. На двух неделях Уимблдона. Не стану слишком неосторожно расспрашивать о том, как осуществляется твой боевой план, поскольку знаю, ты мне сама расскажешь. Как-никак это одно из наших условий. Однако эти два месяца должны явиться тяжким испытанием для твоей изобретательности, особенно поскольку Арольд все еще проживает в своем доме. Во всех других отношениях ты явно процветаешь — роль подрывного элемента тебе очень на пользу. А быть без Гарри тебе еще полезнее. Так стоять! Извини, это же твой боевой клич.

Никаких признаков Афродиты на ее островке.

По-моему, она его покинула. Только компания немок, сбросивших оковы бюстгальтеров. Когда они на пляже играют в мяч, я просто понять не могу, каким образом они умудряются его распознавать.

Завтра я взвешу осторожное погружение в соленые воды, если позволят медузы и похмелье.

С неизменной любовью.

Рут.

Отель «Фальстаф»

Стратфорд-на-Эйвоне

Уорикшир

30 апреля

Рут, миленькая!

Твое письмо с острова Афродиты пришло в то утро, когда я направилась наносить Шекспира на карту.

А теперь моя очередь сообщить скверную новость. С пари — все. Даже не знаю, смеяться мне или плакать. И риф, о который я разбилась, не смесь козьего сыра с грязными носками, которыми отдает дыхание Арольда, но то, с чем я еще никогда не сталкивалась, — мужская верность. Иными словами один из пресловутых четырех мужчин на сотню, предположительно хранящих незыблемую верность женам, жив, здоров и проживает в Речном Подворье, — чтоб его черт побрал!

Я тебе расскажу. Мое столкновение с герметически закупоренным браком произошло по горячим следам вычеркивания № 6 из списка, Кортеней. Можно сказать, он был уложен на обе лопатки, но только это наводит на мысль о сексуальной гимнастике, а вот чего не было, того не было. Раз, два — и готово? Боже мой, неужели нет слов или выражения без второго дна для описания случившегося? Ну хорошо, мы «„того“, как говорит молодежь, перед кофе во время совещания по координации нашей кампании против преподобного Упования. Как хороший и нравственный человек Кортеней — а он такой — исходил из принципа, что Господь, если „того“ побыстрее, ничего, может, и не заметит. Из него бы вышел преуспевающий политик: он ведь вполне овладел типичным политическим трюком: говори громко и быстро — избиратели и не осознают, что на них кладут. Неудивительно, что его жена ищет утешения в длинных романах. Он даже брюк не снял.

Ощущение было, словно тебя трахают сквозь дырку в заборе. Я откинулась на спину и думала об Уимблдоне.

Но довольно об этом. На следующий день я отправилась на машине в Стратфорд, весенней радостью отнюдь не полнясь, но хотя бы я вычеркнула из списка еще одного, и, в той мере, в какой это касается меня, дело „Церковь против Речного Подворья“ только что потеряло помощника истца.

Теперь мне предстоял Шекспир, а Билл, архитектор, ждал меня в отеле „Фальстаф“, но только он меня там не ждал. Телефонограмма объяснила, что он задержался „на стройке“ в Уорике и приедет завтра. Учитывая, что это интимное уединение он планировал несколько месяцев, такое небрежение меня чуть-чуть задело. Однако, тактично наведя справки, я узнала, что он заказал номер соседний с моим, и простила его. Пришлось признать, что у преуспевающих архитекторов иногда может оказаться что-то более срочное, чем соблазнение. А потому я отлично пообедала, посмотрела фильм у себя в номере и легла спать. Но довольно долго не засыпала, а прикидывала, как это может пройти с Биллом. Он привлекательный мужчина — привлекательный благодаря стольким намекам на то, каким он может оказаться. Мне он всегда нравился, а я, совершенно явно, ему.