Миланская роза

Голос у девушки был звучный, богатый оттенками, прекрасно сочетавшийся с ее не столько красивым, сколько странным обликом, поражавшим и очаровывавшим. Высокие, почти азиатские скулы, крупный нос, чувственные губы, приоткрывавшие перламутр зубов, неспокойный взгляд больших черных глаз делали лицо Розы необычайно живым и запоминающимся.

Она поудобней устроилась в седле, натянула поводья, сжала шенкеля, и Фьяметта легко пошла рысью.

— Осторожней, осторожней, синьорина Роза! — кричал ей вслед Клементе.

Давно прошло время детских игр, и юноша теперь называл ее на «вы».

Роза с наслаждением отдалась скачке, объединявшей лошадь и всадницу в едином порыве, исполненном силы, ловкости, любви и преданности. Она забыла о грустном, забыла о тяжелых годах войны.

Пьер Луиджи сражался на линии Пьяве и вернулся год назад с черной повязкой: во время бомбардировки он потерял левый глаз. Анджело исполнил свой долг с начала до конца: от сражения при Изонцо до битвы при Пьяве. Он вернулся невредимым, но с окончательно расшатанными нервами и целыми днями просиживал в деревенской остерии.

Эпидемия гриппа-испанки, унесшая тысячи и тысячи жизней, не обошла и «Фавориту». Слегли Алина и младшие дети; Ивецио и Роза выкарабкались и, выздоровев, стали сильней, чем прежде, а мать так и не поднялась — страшная болезнь унесла ее в могилу. Скончалась Алина тихо, шепча слова любви к Господу, и на устах у покойницы застыла умиротворенная улыбка. Видно было, что в минуту перехода от жизни к смерти благодать Божья коснулась крылом Алины в награду за ее беззаветную веру. Женщины «Фавориты» еще долго судачили о ее кончине.

— Будешь много знать — скоро состаришься, — крикнула Роза бившему в лицо ветру и пустила Фьяметту в галоп.

Эти слова когда-то сказал ей с улыбкой Анджело, уезжая на фронт. Теперь она повторяла их иногда сама, словно магическое заклинание, пытаясь избавиться от мучивших ее тревог.

Клементе стоял и смотрел Розе вслед. Он едва расслышал ее слова, но понял, что она сказала.

— Плохо ей, до сих пор не оправилась от смерти матери, — вздохнул Клементе, встряхнув головой.

Так думал не только он, но и все вокруг. Однако на этот раз окружающие и не догадывались об истинных чувствах девушки.

Роза почти не вспоминала мать, хотя каждый вечер, перед сном, читала по ней заупокойную молитву. В последние годы Алина перестала изводить дочь постоянными напоминаниями о грехе. Но отношения между матерью и дочерью уже были испорчены непоправимо, и Роза так и не смогла простить мать.

Девушка не могла отделаться от неприятного ощущения, не испытывая скорби по умершей матери. К тому же Роза постоянно чувствовала какую-то непонятную усталость. Иногда кровь у нее в жилах словно вспыхивала, лицо вдруг загоралось, а потом все кончалось приступами глубокой слабости. На девушку накатывала тоска, и неудержимые слезы лились из глаз.

Женская натура, угнетенная молитвами и бесконечным моральным самоистязанием, к которому Розу приучила мать, теперь рвалась наружу. Но Роза не понимала, откуда эти приступы тревоги и беспокойства, откуда волнения и постоянные перемены настроения. Она не понимала, что это дает о себе знать мощный, неудержимый зов пола.

Глухой стук копыт по тропе, дыхание лошадки, ветер, касавшийся ледяным крылом ее лица, аромат свежего снега, что несли тучи, — все радовало девушку, а сама скачка наполняла душу Розы неизъяснимым наслаждением.

— Вперед, вперед, Фьяметта! — подгоняла наездница кобылу, и ветер уносил вдаль слова Розы.

Девушка забыла обо всем: о войне, о ранении Пьера Луиджи, о тяжелой депрессии Анджело, о смерти Алины, о своих страданиях. Верховая езда стала для нее настоящим спасением. Ей хотелось поговорить с кем-нибудь дома. Но с кем? В семье Дуньяни остались одни мужчины. Что они знали о женщинах? Бабушка совсем состарилась и стала не от мира сего. Чем могла она помочь внучке? Потому Роза исповедовалась лошадке Фьяметте, та выслушивала монологи хозяйки, но никак не могла объяснить девушке, что же с ней происходило.

Роза совершенно ничего не знала о сексе. Она никогда не видела раздетым даже ребенка, даже новорожденного, даже собственного брата-близнеца. Для Розы мужчина отличался от женщины только бородой, короткими волосами и отсутствием груди. Она жила в окружении животных, но все, что было связано с воспроизводством скота, оставалось для нее тайной. Если она видела, как петух наскакивал на курицу, она полагала, что птицы играют. Алина, заботясь о невинности Розы, заставляла ее держаться подальше от крестьянских девчонок, которые могли бы просветить девочку.

— Вперед, лошадка! Вперед! — кричала Роза навстречу ветру. Она гнала кобылу галопом по тропинке, обсаженной кустами жасмина, что вилась по краю большого поля. Крестьяне как раз собирали там урожай капусты. Увидев всадницу, кое-кто из них сочувственно покачал головой.

— Дочка-то у Дуньяни совсем сумасшедшая, — изрек один.