Миланский вокзал

В Болонье полицейским не удалось взять поезд, но на этот раз, памятуя об этом поражении, миланские полицейские избрали другую тактику. В то время как из вагонов полетел град камней, обрезков арматуры, бутылок и всего остального, что было в распоряжении фанатов, компактный фронт щитов открылся ровно настолько, чтобы пропустить из вторых рядов несколько полицейских, вооруженных гранатометами, которые выстрелили гранатами со слезоточивым газом внутрь поезда через разбитые окна.

В течение нескольких минут ничего не происходило, только из окон виднелись клубы дыма, а в воздухе начал распространяться едкий, резкий запах газа. Затем двери вагонов открылись одна за другой, и ультрас с криком высыпали наружу. Их лица были скрыты желто-красными шарфами, платками и балаклавами, отчасти для того, чтобы их не узнали, отчасти для защиты от газа; они были вооружены металлическими прутьями, длинными деревянными шестами для флагов, цепями и ремнями с большими металлическими пряжками. Выглядело все это устрашающе.

Поток болельщиков обрушился на полицейский кордон с яростью волны цунами. Поначалу их напор удавалось сдерживать, и обе стороны обменивались яростными ударами над тонкой линией разделявших их щитов. Но фанатов «Ромы» было много, гораздо больше, чем полицейских, и, по мере того как они выходили из поезда, их натиск усиливался. Шеренга «голубых касок» отступала, постепенно теряя компактность и рассыпаясь на глазах. Сражение превратилось в беспорядочную и яростную схватку, обе стороны вели беспощадную борьбу.

Из «Интерсити» полетели петарды и дымовые шашки, их разноцветные струи окутали бойцов и смешались с черным дымом горящего вагона. Время от времени шум столкновений перекрывал оглушительный грохот хлопушек и петард. Глаза и горло Меццанотте щипало от дыма и газа, и в голове у него пронеслась мысль: вот как, наверное, выглядит война.

Он был одним из двух офицеров «Полфера»[5], присутствовавших в лагере, и отвечал за добрый десяток своих коллег. Согласно полученным приказам, они оставались в тылу, не участвуя непосредственно в сражении, – просто подхватывали беззащитных болельщиков или, в крайнем случае, ловили тех, кто пытался убежать, надевали на них наручники с пластиковыми фиксаторами, которых у них было предостаточно, опознавали их и выводили со станции, к автобусам или машине «скорой помощи». Некоторых пришлось буквально вырывать из лап копов, которые продолжали осыпать их пинками и дубинками, хотя те уже были на земле. Меццанотте их не оправдывал, но и не понимал. В таких ситуациях нелегко было сохранять ясность ума и хладнокровие.

Больше всего раздражал его Мануэль Карбоне, один из сержантов железнодорожной полиции. Высокий, широкоплечий, с мышцами, накачанными в спортзале и, как подозревал Рикардо, не без помощи стероидов, приплюснутым носом игрока в регби и зачесанными назад волосами, низколобый Карбоне был единственным в отряде, кто раздражал его больше всего. Он не упускал возможности спровоцировать Меццанотте или лишний раз выказать ему свое презрение. Именно по этой причине он, Меццанотте, и старался его игнорировать, и вполне успешно делал вид, что не замечает, как Карбоне с парочкой офицеров, вечно таскавшихся за ним, знай себе избивают беззащитных уже фанатов, уводя их прочь. Они делали это из прихоти, ради удовольствия, и оправдания этому быть не могло.

Затем он поймал Карбоне на том, что тот намеренно поставил подножку молодому растерянному парню из ультрас в майке с надписью «Тотти 10»[6] и со стекающей по лбу кровью, провожая его к одной из арок, ведущих с территории вокзала. Парнишка пошатнулся и, не сумев выставить вперед руки, скрученные за спиной, плашмя упал на землю. Карбоне ухмыльнулся и, глумливо хихикая, помог ему подняться – только для того, чтобы снова повторить подножку. В этот момент Меццанотте перекрыло, и он направился к Карбоне.

– Совсем охренел? Какого черта ты творишь?

Тот обернулся и, заметив Меццанотте, скрипнул квадратной челюстью. Невинно улыбнувшись, развел руки в стороны.

– Все путем, не волнуйся. Парнишка просто споткнулся, такое бывает, – сказал он почти насмешливо, грубо встряхнув фаната, которого держал за руку так, будто тот был марионеткой. – Иди-ка ты отсюда, Меццанотте, займись своим делом и дай мне делать мое.

Но Рикардо не сдвинулся с места.

– Кажется, ты меня плохо понял. Кончай быть сволочью и бить задержанных, ясно тебе? Ясно?

Фальшивая улыбка Карбоне мгновенно испарилась, сменившись мрачным удовлетворением. Он подошел ближе, угрожающе буравя оппонента взглядом. Карбоне был на полголовы выше.

– Не смей указывать мне, что и как делать, – прошипел он. Его загорелое лицо было в нескольких дюймах от лица Меццанотте, а указательный палец уже коснулся его куртки. – Ты мне не указ, понятно? Плевать я хотел на приказы такого как ты.