Миленький

Виктория Робертовна испуганно посмотрела на стоящий неподалеку «уазик». Там, опершись о капот, мрачно курили двое – водитель Леонтьев и незнакомый красавец атлетического телосложения.

– Из комитета? – переспросила Виктория Робертовна.

– Из самой Москвы прислан, не хухры-мухры, – кивнул Иван Иванович, потом наклонился к ревущей девушке и спросил: – Милая, ты чего так убиваешься? Это же просто халупа какая-то.

Таська вскочила на ноги.

– Халупа?! Вы о халупе думаете?! Там человек жил! Живой человек, художник!

– Ты о Миленьком? – удивился дядька. – Да поставлю я ему новую будку, лучше прежней.

– Он жив?! Где он?!

– А что ему сделается? Пьяных Бог бережет. Вон, гляди, ребята его на матрас пристроили, а то он в луже валялся.

Таська посмотрела на вонючую кучу, мимо которой пробежала несколько минут назад. И вправду, это был Миленький – свернулся калачиком и дрых без задних ног.

Из ее глаз опять потекли слезы. Да, Миленький спасся, это очень хорошо… но его картины… столько всего интересного, чего она и рассмотреть не успела толком, – и все исчезло без следа.

Пожарные наконец добрались до будки – залили пожарище, подняв столб пара и пепла, – и быстро свернули брезентовые рукава. Пока Таська, стоя рядом с Миленьким, наблюдала за действиями огнеборцев, за ее спиной разговаривали Спиридонов, председатель горисполкома и заведующая художественным отделом музея.

– Потрудитесь объяснить, что это за девица и какого ляда она здесь делает? – спросил председатель у заведующей.

– Девушка приезжая, интересуется русским авангардом, хочет писать реферат о творчестве Миленького, – ответила Виктория Робертовна, несмотря на присутствие товарища из органов, с некоторым даже вызовом. – К нам завтра американцы приедут, мы думали попросить у него несколько работ…

– Ну, Иван Иванович, что я говорил? – скучным голосом заметил Спиридонов. – Идеологическая диверсия.

– Вы в своем уме, Виктория Робертовна? Каких работ? Баб голых? Вы оскандалиться хотите?

– При чем здесь бабы? – возмутилась заведующая. – Девушка принесла несколько его работ, выполненных на высочайшем художественном уровне. Живопись и графика!

– Чего?! Какая?.. Откуда у него?.. – председатель задумался.

– Иван Иванович, нет, – сказал Спиридонов. – Никакой живописи, никакой графики. Миленький антисоветчик и маргинал и представлять советское искусство не достоин.

– Да как же?! – всплеснула руками Виктория Робертовна. – Там же такое!.. Девушка принесла…

– Уважаемая Виктория Робертовна, – Спиридонов уставился заведующей в глаза. – Вы знаете эту девушку? Нет? А я знаю. Ее вчера сняли с ленинградского поезда за безбилетный проезд, она несовершеннолетняя бродяжка, к тому же вчера она же обвиняла Миленького в изнасиловании. Да-да, Иван Иванович, это была она, и мне стоило усилий убедить милицию в беспочвенности обвинений.

– И что ты предлагаешь?

– А предлагаю я вам отправляться по своим делам, а мне предоставить заниматься своими.

Председатель кивнул:

– Добро. Только я что-то сомневаюсь, что эта девица планирует идеологическую диверсию.

– А кто сказал, что планирует? – удивился Спиридонов. – Не нужно искать злой умысел там, где все можно объяснить глупостью.

– Чего? – ухмыльнулся Иван Иванович.

– Это Наполеон Бонапарт сказал, – пояснила заведующая. – Никогда не приписывай злонамеренности то, что вполне объясняется некомпетентностью.

– Развели тут клуб знатоков, – фыркнул председатель. – Виктория Робертовна, пожалуйста, садитесь в машину, я вас до столовой подвезу. А ты, лейтенант, давай, разруливай ситуацию. Мне краснеть перед областью не с руки. Леонтьев, заводи!

Спиридонов помог заведующей сесть в «уазик» и галантно закрыл дверь. Урчащий «козел» тут же уехал, оставив после себя лишь сизое облачко.

– Вот и все, – сказал лейтенант, подойдя к Таське.

– Что – все? – Таська обернулась и посмотрела ему в глаза.

– Ничего не осталось, – сказал Спиридонов. Этих прямых взглядов он насмотрелся и не понимал, чего это все праведно возмущенные товарищи норовят в гляделки играть. – Потому и все.

– Тебе-то что с того? – с деланым равнодушием спросила Таська. – Баб голых жалко?

– Девочка, следи за языком – я старше тебя на восемь лет.

– А что ты сделаешь? Ударишь? Как Миленького?

– Вызову милицию. Оформим тебя по всем правилам, как несовершеннолетнюю. Поместим в приемник-распределитель, телеграмму родителям. Посидишь, подумаешь – можно ли шляться где попало.

– Ну давай, вызывай.

Спиридонов сделал было шаг, чтобы ухватить Таську за руку, как вдруг Миленький встрепенулся, поднял к небу кулаки и петушиным голосом прокричал:

– Хрен вам, американцы!

Спиридонов досадливо сплюнул:

– Какого хрена тебе нужно было, а? Зачем ты именно на этот поезд села?

Таська посмотрела на Спиридонова и с сардонической улыбкой сказала:

– Так это ты! Да? Ты проводнице настучал, что я без билета!

– С чего ты взяла?

– А потому что бог шельму метит. Слышал про карму? Гадость сделаешь – она к тебе самому вернется. Земля-то, видишь, – круглая. Ты мне дорогу перебежал, а я – тебе.