Мильфьори, или Популярные сказки, адаптированные для современного взрослого чтения

– А знаешь, мне девки на работе рассказывали, что стриптизерши в Таиланде из писек бананами стреляют, – решила уйти от скандала Людвиг. Она для себя решила, что сперва нужно вылечить лицо, а потом уже гулять по-настоящему, и в местах, где вращается перспективное во всех отношениях общество, – причем, по мишеням!

Квартиру решили снять одну на всех – это вписывалось в программу экономии, да и раздельно жить не было смысла. Найти нормальное, достойное, как говорила Машка, жилье в Каланчаке было трудно, но возможно – две квартиры, соединенные в одну, в пятиэтажной типовой «хрущевке», на центральной улице, с круглосуточным гастрономом внизу. Там были все атрибуты Машкиного представления о роскоши – «стеклопакеты», ламинат на полу, «треугольная» ванная и целых две спутниковых тарелки на добротно застекленных балконах, превращенных в зимние сады. Квартиру эту держали вообще не для долгосрочной аренды, хозяева там иногда сами жили и очень волновались из-за растений – гигантской монстеры и еще какого-то монстра с гладкими мясистыми листьями. Там же стоял массивный тренажер, чтобы на нем как-то хитро верхом скакать, и вот им тоже просили не пользоваться.

– Сильно надо, – хмыкнула Машка.

Чтобы отметить начало новой жизни, пошли в супермаркет, набрали там дорогих замороженных «морских коктейлей» и две бутылки розового брюта, но потом все равно спускались за водкой, теряли туфли на лестнице и там же садились покурить, прямо на ступеньки – раздвинув ноги в тонких весенних колготках и смущая возвращавшихся с гулек подростков.

Днем в Каланчаке часто не было воды, и, уезжая в Киев (ведь туда нужно было наведаться всем троим, для решения различных вопросов), кто-то не закрутил кран в умывальнике, где сток был забит, стыдно сказать, трусами. Хозяева квартиры, получив плату за два месяца, уехали куда-то далеко, находились вне зоны связи, квартира была с добротной бронированной дверью, да еще под ведомственной охраной, и пока от воды не отрезали весь стояк, на протяжении двух дней заливались соседские квартиры внизу. До Машкиного возвращения воду так и не включили – зрел ужасный скандал, потому что те, кого не заливало, растили маленьких детей, и им без воды было никак, а те, кого заливало, пытались спасти приобретенную в кредит бытовую технику, книги из родительских библиотек, не говоря уже о дорогих обоях на гипсокартоне и прочем ремонте. Семьи в том доме жили все зажиточные, порядочные, и зрела буря.

В Киеве остановились у Людвига. У нее была захаращенная, жуткая «гостинка» недалеко от вокзала, и после ухода сожителя там можно было ночевать всем втроем – пить «Бэйлис» и закусывать доставленными из ресторана суши. Несмотря на болезненные воспоминания, связанные, собственно, с периодом сожительствования (самое красочное из которых отпечаталось на Людвигином лице) – кое-какие мужские вещи, случайно оброненные среди пыльного квартирного хаоса, будили у всех трех женщин саднящее чувство определенной жизненной неправильности, – неполноценности, невыносимой просто в период, когда от жизни можно брать все. И, сидя первым по-настоящему теплым весенним днем на пороге балконной двери (сам балкон был завален хламом), Машка сказала вдруг, вкусно и долго затянувшись сигаретой: «Ой, девки, а ведь так трахаться хочется…» И в первый же киевский вечер, выпив на троих бутылку «Бейлиса» и почти половину полуторалитровой «Мартини Бьянко», полезли в Интернет, набрав в поисковой строке: «киев мущины по вызову». Окна были открыты настежь, батареи, как это всегда бывает в Киеве в конце отопительного сезона, были такими горячими, что не прикоснуться. Все потели и радостно волновались.