Мильфьори, или Популярные сказки, адаптированные для современного взрослого чтения

Сдавать контрольные и экзамены она приезжала в свою школу всегда ближе к вечеру, когда даже группы продленного дня расходились по домам, только откуда-то из спортивного зала иногда доносилась музыка и дружное ритмичное топанье группы здоровья. Широкие коридоры с чужими рисунками на стенах, с незнакомыми лицами на доске почета, просторные классы с чужими запахами, с чужими сумочками со спортивной формой, с чужими вешалками для одежды, чужими стопками тетрадей, будили в Русланочке чувство тревоги и одновременно облегчения, что нет необходимости ходить сюда каждый день. Аттестат зрелости вручали в торжественной обстановке, в Доме учителя в самом центре Киева, среди шариков и ленточек, в разгар жаркого июньского дня. Русланочка держалась великолепно, улыбалась, общалась со своими бывшими одноклассниками, многих из которых видела впервые в жизни. Но вечером, когда после тяжелого пыльного дня и часовой поездки по загородным дорогам все семейство разместилось в беседке на краю обрыва и Генрих Александрович откупорил в честь праздника коллекционное грузинское вино, Русланочка сидела, закрывшись в своей комнате, и с помощью графического редактора «Фотошоп», рыдая от собственной криворукости, пыталась придать своему лицу, хоть на фотографии, сходство с теми, кто ни разу не сидел с ней за одной партой и плясал сейчас на снятом на ночь теплоходе. Несмотря на многочисленные просьбы, виновница торжества к семейному столу тем вечером так и не спустилась.

На свою голову, Водницкие обратились не к семейному, десятилетиями проверенному психотерапевту, профессору из Павловской психиатрической клиники (этой-то постыдной локацией и боялись смутить и еще больше запутать своего ребенка), а к некоей вызывающе молодой, в меру экстравагантной, весьма недешево берущей представительнице известной врачебной династии – Наталье Ли. Русланочке у нее понравилось – сидели на полу среди ковров и подушек, даже курили кальян. Наталья Ли была уверена, что Русланочке нужно действовать, что ее, равно как и любого другого, не совсем здорового человека, спасет только движение, собственная дерзость и безоговорочная вера в успех при полнейшем бесстрашии касательно возможных провалов. «Падай, улыбайся, и лети, и, падая, не переставай улыбаться, и, падая, повторяй телом движения, как при взлете, и повторяй – я ничего не боюсь!» – широко жестикулируя и блестя раскосыми монгольскими глазами, учила ее Наталья (как учила и всех остальных своих пациентов; собственно, у нее не было пациентов, которых она бы учила как-то иначе). Профессор, друг семьи, пришел бы в ужас от таких советов, но его ни о чем не спрашивали, хотя он еще два года назад как-то вскользь заметил, рассматривая Русланочкины рисунки, что девочка склонна влюбиться раз и на всю жизнь и, не дай Бог, избранник окажется недостойным человеком…

На восемнадцатилетие и в честь окончания школы ей подарили японский скутер – белый, округлый, в стиле роботов из «Звездных войн». Брелочек с ключами был тоже японский – в форме белого глянцевого сердечка с розовой кошечкой, на короткой цепочке из блестящих хромированных шариков. Наталья Ли потребовала у родителей разрешения отпускать дочку. «Но ей неплохо с нами, мы не то чтобы держим, но…» – оправдывался Генрих Александрович. Психолог категорично мотала короткостриженой головой и жестко смотрела из-за квадратных очков. Отпускали Русланочку кататься на скутере только вечером в будние дни, когда движение по трассе Киев-Канев затихает до одной машины в двадцать минут, и зону катания обозначили тремя близлежащими населенными пунктами: Трипольем с севера, Стритовкой на западе и Ржищевом на юге.

Эти загородные украинские вечера… тенистые овраги, дышащие мшистой темно-зеленой прохладой на дорогу из-за белого с черным отбойника, запах лопуха и папоротника прохладным компрессом ложится на сухие складочки на веках… и, вырвавшись на пригорок, ловишь лицом последние лучи догорающего за полями солнца. Поля и холмы, словно растушеванные в акварельном тумане трапеции и параллелепипеды, обрамленные курчавыми изумрудно-оливковыми посадками, в предвечернем косом свете, когда не получается ни одной четкой фотографии… бывает ли зрелище умиротворенней?.. И даже тут невидимый из-за холма Днепр веет ряской, тенистой болотной прохладой. Выкатившись на гору, Русланочка переключала передачу, словно пришпоривала коня, поворачивала на себя ручку акселератора, и японское чудо прытко, с пружинистой мощью пускалось в ровный бег по бледно-серому шоссе, с двух сторон обсаженному березками.