Миля над землей

Конечно, она хочет с ним поговорить, но я бы хотел, чтобы она этого не делала. Я бы хотел, чтобы она осталась здесь и поговорила со мной. Рассказала мне, как она себя чувствует. Сказала, готова ли она открыться публике, но ей не нужно мне ничего говорить, потому что это видно по ее лицу.

Она к этому не готова. Она не может справиться с негативным вниманием, которое возникает из-за того, что она связана со мной, и я ее не виню.

– Хорошо, – сдаюсь я. – Тогда я дам тебе возможность собраться.

Приняв душ и одевшись, Стиви встречает меня у входной двери. От меня не ускользнуло, что ее фирменные локоны зачесаны назад в пучок, а на толстовке есть капюшон, чтобы по дороге домой она могла спрятаться.

Из-за обрушившихся на нее жестоких слов ее красивые черты скрывает усталость, и я не мог бы чувствовать себя более виноватым, чем сейчас.

Ей не должно быть так больно. Ее глубочайшая неуверенность в себе не усугубилась бы, если бы не я.

Она прячется из-за меня.

– Все будет хорошо.

Я заключаю ее в крепкие объятия, удерживая немного дольше, чем обычно. Потому что правда в том, что все будет хорошо. Так или иначе, я сделаю так, чтобы ей стало лучше.

Ее рука обвивается вокруг моей шеи, притягивая меня к себе. Губы мягкие, но в поцелуе есть нотка отчаяния, и я не понимаю почему. Я не понимаю, почему этот поцелуй ощущается по-другому.

– Я позвоню тебе позже. – Слова слетают с моих губ, и я всматриваюсь в ее лицо в поисках хоть какой-нибудь отсрочки боли, но тщетно. Кажется, она на грани срыва.

Стиви идет по коридору к лифту, и я не спускаю глаз со своей девочки. Низко опустив голову, она нажимает на кнопку, но когда я вижу, что ее спина начинает вздрагивать, я делаю несколько быстрых шагов и прижимаю ее к груди.

Этот отчаянный плач – самая болезненная вещь, которую я когда-либо слышал, зная, что именно я – ему причина. Ей больно, потому что она со мной. Люди считают, что имеют право говорить о ней с ненавистью, потому что она со мной.

Оторвав ее лицо от своей груди, я обхватываю ладонями ее щеки, большими пальцами вытирая слезы, бегущие из-под припухших век. Она хмурится и тяжело сглатывает, и полное поражение, которое отражается на ее лице, наполняет мою грудь чувством вины.

Как мне убедить ее не слушать их? Как напомнить ей, что единственное мнение, которое должно иметь значение, – это ее собственное?

Лифт останавливается на моем этаже, а слова застревают у меня в горле.

Прости.

Пожалуйста, не слушай их.

Какая разница, что говорят о тебе другие?

Но слова кажутся неправильными. Они кажутся лицемерными, потому что я вынужден напоминать себе о том же. Неприятные комментарии в интернете касаются не только Стиви. Они касаются и меня. И мне так же тяжело напоминать самому себе, что единственное мнение обо мне, которое имеет значение, – это мнение самых близких людей в моей жизни.

Стиви заходит в лифт, продолжая смотреть мне в лицо. Часть меня хочет протянуть руки и не дать дверям захлопнуться. Вытащить ее оттуда и заставить поговорить со мной. Убедиться, что она знает, насколько она важна. Заверить ее, что она этого достойна. Но она попросила дать ей возможность побыть одной.

Я стою и смотрю, как закрываются металлические двери. Еще мгновение Стиви стоит прямо, а потом прислоняется спиной к стене лифта и прячет лицо в ладонях как раз в тот момент, когда лифт закрывается, отсекая ее от меня.

Я возвращаюсь в квартиру, и мое горло сжимается от чувства вины. От того, что я вижу ее такой, у меня едва не слезятся глаза. Я и раньше видел, как моей девочке причиняли боль, но это – другое. Она одновременно уверена и неуверена в себе. Это просто зависит от дня, момента, людей, которыми она себя окружает. Но прямо сейчас, в этот момент, неуверенность ломает ее так, как я никогда прежде не видел.

Мы с Рози стоим у окна, наблюдая, как Стиви спокойно переходит улицу, и скулеж Рози усиливает боль.

Вытесняя всепоглощающее беспокойство, начинает нарастать гнев. В этом виноват не только я, но и Рич. Если бы он ответил на мой телефонный звонок прошлой ночью и позаботился о ситуации соразмерно тому, как я ему плачу́, мы бы не оказались в этой ситуации.

Я хватаю телефон, собираясь позвонить, кажется, в сотый раз за сегодняшний день попадаю на его голосовую почту и нахожу ожидающее меня сообщение.

Рич: Позвони мне. Срочно.

Рози сворачивается калачиком на диване, глядя на меня так, словно чувствует, что что-то не так, а я меряю шагами гостиную. Прижимая телефон к уху, я жду ответа Рича.

– Зандерс, что, черт возьми, происходит?

– Черт подери, я могу спросить тебя о том же! Где, черт возьми, ты был всю ночь?

– Если ты облажался, ты не имеешь права кричать на меня.