Милинери

Время шло. Чем ближе надвигалась ночь, тем тревожнее становилось на душе у Сони. Впервые ей предстояло ночевать в одном помещении с мужчиной. Начитавшись французских романов, она ждала, волновалась, и в то же время боялась. А ее спутника все не было.

Разбудил ее стук распахнувшейся двери. На пороге, покачиваясь, стоял Богдан. Он захлопнул дверь, шагнул к ней, сорвал с нее одеяло, навалился всем телом. Мольбы, слезы, только раззадорили его. Дыша ей в лицо перегаром, путаясь в ее ночной рубашке, он впился в губы, не давая кричать, не давая дышать. С треском порвалось кружево…

Потом он уснул, раскинувшись на нижней полке, а Соня сидела на полу, сжавшись в комочек и вытирая безостановочно текущие слезы. То, что ей в девичьих грезах представлялось великим таинством, вершиной любви, оказалось отвратительным, ужасным, а человек, в котором она видела друга и защитника, был безжалостным насильником. Мир перевернулся, и как в нем жить она не знала. Хотелось одного – умереть. Соня накинула поверх порванной рубашки шаль и выбежала из каюты. По пустынной палубе добежала до борта, перегнулась вниз. Черная бездна разверзлась перед ее глазами, и в этой бездне разбивая воду, взбивая белую пену, крутились лопасти огромного колеса. Софья представила, как ее затянет в этот механизм, как он превратит ее тело в кровавое месиво, и в ужасе отпрянула от борта.

– Что, дамочка, не спится? Скучаете? Могу я скрасить ваше одиночество? – раздался за ее спиной вкрадчивый голос. В двух шагах стоял подвыпивший господин и разглядывал ее масляными глазками. Соня испуганно отшатнулась, почуяв новую опасность, и бросилась назад в каюту.

Богдан безмятежно спал на нижней полке, слегка похрапывая и постанывая во сне, а Соня до рассвета не сомкнула глаз, забившись наверх и вздрагивая от каждого звука, доносившегося снизу. Чуть свет, едва матросы принялись драить палубу, она, стараясь двигаться бесшумно, оделась потеплее, и выскользнула из каюты, словно из клетки со спящим хищником.

Холодный, промозглый ветер гнал клочья тумана, скрывавшего очертания корабля. Судно двигалось медленно, время от времени издавая протяжные, как стоны, тревожные гудки. Казалось, лучи солнца никогда не пробьются через столь плотную пелену. Лицо и одежда Сони быстро покрылись капельками влаги. Дрожа от холода, девушка шла наугад, лишь бы не стоять на месте. Из тумана вынырнула фигура матроса и вновь скрылась в пелене. Как ни странно, его появление разогнало чувство безысходности, заползшее в ее душу. Вокруг нее, в этом тумане, были люди. Соня увидела мягкий свет, струившийся из окон кают-компании, она на ощупь нашла дверь. Внутри было тепло и уютно. В одном из кресел сидела с книгой старушка, мучимая бессонницей. Соня устроилась поодаль под сенью разросшегося фикуса и, пригревшись, почти сразу заснула.

Разбудил ее чей-то пристальный взгляд. Старушка уже ушла, на ее месте расположилась семейная пара с двумя непоседливыми детьми. За окнами посветлело, туман почти рассеялся. В соседнем кресле сидел Богдан.

– Доброе утро, женушка! Еле тебя нашел. Что это ты спозаранку сбежала из каюты? – голос Богдана был приветлив, но взгляд насторожен.

– Как… как вы можете? Как вам не совестно?! – Соня от возмущения перешла на «вы», язык не повернулся сказать теплое «ты». – Ведь вы обещали, что брак будет фиктивным!

Взгляд Богдана моментально стал колючим, пальцы сжались в кулаки. Подавшись в ее сторону, он тихо, но жестко сказал:

– Забудь это слово. Я о тебе забочусь отнюдь не фиктивно. Я выполняю все обязанности мужа по отношению к своей жене, ты не можешь это отрицать. Будь добра, выполняй и ты обязанности жены, хотя бы частично. Я не требую, чтобы ты варила мне борщи или крахмалила рубашки. Пока не требую. Но одну обязанность ты должна исполнять! Не пристало женатому мужчине бегать по непотребным девкам. Так что, дорогая, веди себя, как положено жене, и тогда не будет этого, – он коснулся пальцем ее запястья, на котором из-под тонкой полоски кружев явственно проступили синяки.

– А сейчас вставай, и пойдем завтракать, я проголодался. Я сказал: пойдем, дорогая!

И это «дорогая» прозвучало хлестко, как пощечина. Богдан встал, глаза его угрожающе сузились. Софья, испугавшись, что сейчас он ее прилюдно ударит, поднялась и пошла к выходу. Он распахнул перед ней двери и подчеркнуто галантно пропустил вперед, победно улыбаясь, взял под локоток.

Глава 9. «Прелести» семейной жизни