Милитариум. Мир на грани (сборник)

Два года почти Лизе не снились дурные сны, и она уже позабыла о них. Но прошлой ночью на ней вновь было траурное платье. Лиза шла по дороге, и вдруг появилось серо-зеленое чудище и проползло рядом с ней, за ним – еще одно, и еще. Они ползли по земле, шумя механическими лапами, подминая землю под собой. Тут грянули залпы, – и Лиза заткнула уши, – чудища огнем били по солдатам. И снова – залпы. Лиза улетела от чудищ и спустилась в окоп. Там никого не было, никого живого. Лиза прошла дальше и заглянула в блиндаж. В него сочился тусклый дневной свет. По земляному полу блиндажа без стыда и стеснения бегали две тощие крысы. Лиза тут же собралась выйти, но услышала, как кто-то звал маму, тихо-тихо, как пищат мыши ночью. Лиза, присев рядом с молоденьким солдатом, вытирала его слезы, целовала их, а когда он умер, закрыла ему глаза.

Когда Лиза поднялась из окопа, никого вокруг не было. Только опустилась, как призрак, тишина. Лиза шла, решив вернуться к дороге, а когда оборачивалась, видела, как из черной грязи поднимались красные маки.

Лиза подлетела к двум мужчинам у автомобиля. Она узнала одного из них – то был молоденький смуглый щеголь, он задорно крутил в руках трость с набалдашником в виде падальщика. Всем сердцем в ту минуту возненавидела его Лиза, но тут же остыла: она ощутила вдруг в нем что-то родное, то же, что в убитых солдатах. Тогда Лиза тенью поднялась ввысь…

– Дитя мое, – сказал Серж, взяв Лизу за руку и вернув ее из мира воспоминаний. – Дурной сон привиделся?

– Да, – кивнула Лиза.

– Я всё улажу, – шепнул Серж. – Улажу…

Он снял круглые очки и поцеловал Лизу.

Ее бледное лицо было в тени, за светом лампы.

5

Промозглым осенним вечером я вернулся в гостиницу. Я был зол. Профессор, с которым я сегодня встретился, еще не закончил новую идею. У него, видите ли, не хватало вдохновения. К тому же он был расстроен из-за смерти своего друга и коллеги, профессора Сержа. Тот ловил грозы, и один из его последних опытов, конечно же, самый последний, не удался. Молния, как говорили, испепелила его. Хотя свидетелей тому не было.

Теперь я решил сразу же отобедать и, выбрав столик, устроился. В самом центре зала сидел пожилой мсье с белой густой бородой и курил трубку. Несомненно, мсье, несмотря на нескончаемый кашель, любил курить. И, видимо, дымить тоже. Приди я позже, в сизом тумане не разглядел бы ни столов, ни фикусов по углам зала.

И вдруг я обернулся – я всей душою почувствовал, что должен был. В зал вошла девушка, одетая в черное атласное платье. Она присела за столик, осторожно огляделась и, посмотрев прямо на меня, тут же отвернулась. Точнее сказать, я предположил, что она посмотрела на меня – ее лицо было скрыто за черной ажурной вуалью.

Я решил подойти к ней сразу же, как закончу с ужином, но девушка раньше вышла на балкон, и я последовал за ней.

– Какая гроза, – тихо сказала она и повернулась ко мне.

На половину ее лица, спрятанного за вуалью, падал свет из зала, на другую же половину – тень вечера.

– Я подумал, – сказал я прямо, – что мог где-то раньше вас видеть.

– Вы знали моего мужа, профессора Сержа, – ответила Лиза. – И моего друга Аркадия, он писал мне о вас… Он тоже погиб, – вздохнув, сказала она.

Позже мне рассказали чудную историю о смерти Аркадия. Он вернулся обратно в Россию, вошел в родной дом, поздоровался с мамой, служанка приготовила ему ванну, а он ударился головой об дверной косяк. И умер. Самое изумительное в этой истории то, что умер он, Белобарский, после того, как перешел на сторону большевиков.

– Мне очень жаль, – сказал я.

Только это пришло мне на ум. Я даже на мгновение посочувствовал Лизе.

– Я знаю, кто вы, – вдруг сказала она. В ее голосе я слышал досаду и усталость. Лиза еще раз тихо вздохнула. – Вы продаете мир. Я видела вас в своих снах. Я видела, чт'O вы делаете.

Лиза смотрела на меня ровно и спокойно, так, как будто бояться ей уже больше было нечего.

– А кт'O вы? – спросил я.

– Я просто мечта, – тихо ответила она.

– Вы хотели бы что-нибудь продать? – нагло спросил я.

– Войну, – не страшась меня, ответила она.

Тут зарядил ливень, и Лиза отвернулась от меня. Лиза любила дождь. Я точно знал. Так же, как и то, что она не любила войну. От войны ее руки были испачканы землей, а ее кровь – в земле. Я никогда не пачкал руки именно кровью, но другие могли бы так сказать.

– Продано! – улыбнулся я, ибо чувствовал к Лизе необъяснимую симпатию, и, сняв белые перчатки, подставил ладони дождю.

* * *

Во второй раз я встретил Лизу в кафе у железнодорожного вокзала в Париже. Была половина одиннадцатого вечера – мой поезд в Афины, куда меня любезно пригласили, отправлялся через полчаса, и я решил выпить с Лизой чашечку кофе. Лиза не возражала. И тогда тоже на ней было траурное платье, с корсетом, как уже не носили. Лиза уезжала на юг Франции, к подруге, которая согласилась стать ей компаньонкой.

– Он не оставил мне ничего… – сказала Лиза и посмотрела на меня.

Однако и в этот раз я не разглядел ее лица: Лиза в вуали сидела спиною к свету.

– Может ли быть, чтобы мечта жила дольше своего создателя? – спросила она.