Милитариум. Мир на грани

Капитан Виктор Аствацатуров почти жалел, что не отправился в обход сам. Допрос лазутчиков длился до рассвета, пока, наконец, мелкий не выдал, что главная цель пославших их османов не Ван, а освобождение Алашкертской долины, занятой русскими войсками осенью, с тем чтобы отрезать войскам этим путь к Эрзеруму. Курдов заперли в пещере, а через два часа обоих обнаружили мертвыми. Врач предположил яд, правда, не сумел определить, какой именно.

Странно, если уж умудрились протащить с собой отраву, почему не самоубились раньше, до допроса? И можно ли верить их словам? Капитан Аствацатуров не верил, но спорить с начальством не стал. А потому Кавказский армейский корпус и примкнувшие эдесяновские добровольцы отправляются в Алашкерт. Часть ополченцев останется в городе.

Прямо сейчас Эдесян формирует отряды, отдает последние наставления.

«Девку айсорскую, небось, с собой поволочет. Спасибо, хоть бабку оставляет».

Ануш пришла попрощаться.

Пехотная дивизия Кавказского армейского корпуса была готова выступать. Воспитанники Гаспара Эдесяна заняли достойное место в ее рядах. Воспитанники и одна воспитанница.

– Я ехать с вамьи. Ты сказать – все желающие вступать в русский армия. Нужны добровольцы.

Старая Ануш печально смотрела за горизонт. Эдесян отвел айсорку в сторону.

– Может, останешься, Голубка чернокрылая? Городу тоже необходимы добровольцы. Да и ей, – кивок в сторону женщины, – дочь нужна, а тебе – мать.

Иония взглянула с укоризной. В бархате глаз читалось: «Мне ты нужен». Но сказала она другое.

– Я с вамьи ехать. Помогать буду, я многое уметь, ты же вьидеть. Я записаться в русский армия. И меня принять.

Эдесян кивнул. Хочет ехать – пусть едет. Ему же вдруг подумалось о другом – страшно бросать город без надежной защиты. Но от него уже ничего не зависит.

Кавказский армейский корпус был готов выступать.

Январь, 1916 год

Османская империя, хребет Деве-Бойне

В зимнем небе кружили две голубки – белая и черная. Высоко поднялись, однако Гаспар Эдесян видел птиц очень четко. Каждая летела сама по себе, но не сводила взгляда со второй. Круг за кругом, две летуньи всё ближе и ближе друг к другу. И уже не поймешь, где черная, где белая, птицы кружат в хороводе, сжимают друг друга в кольцо. Облако из перьев заслоняет горизонт.

Крик доносится до Эдесяна.
Камнем падает голубка.
Вторая остается в небе.
Понять бы, какая где?

Гаспар Эдесян моргнул. Задремал у печи. И неудивительно – который день у подножия холодных гор Деве-Бойне, который бой в Эрзерумском укрепрайоне. Жаркий Новый год выдался, горячий. Несмотря на мороз.

А Голубка его тут же суетилась, у котла с супом.

Хорошо, что забрал ее из Вана. Уйдя из освобожденного города российские войска отстояли Алашкерт, который, как и ожидалось, попытались отбить турки. А те, озлобленные поражением, отыгрались на Ване. В конце лета османы захватили незащищенный город, вырезали население, Ванскую крепость – и ту развалили.

Когда Эдесян узнал об этом, он напился. До свинячьего визга. Впервые за всю войну. И сам не помнил, как оказался в штабе Аствацатурова – но разговор с капитаном, тоже нетрезвым, врезался в память если не навсегда, то надолго.

– И чего ты – ик – истеришь? Это война, во-й-й-й-на, понимаешь? – Капитан ткнулся усами в щеку Эдесяна, обдал густым запахом одеколона и пота.

Хмель смахнул с офицера напускной лоск, даже картавость исчезла. Эдесяну тогда подумалось, что он впервые увидел Вардгеса.

– Я их учил. Я в них верил…

– Плохо учил, зна-ачит.

Эдесяну захотелось дать ему в ухо. Он даже замахнулся, но кулак уплыл вбок, не задев капитана. Старший унтер-офицер шумно втянул носом воздух, а Вардгес посмотрел со снисхождением.

– Что-о ты пыхтишь, как самовар? Чему учил? Как воевать? А как власть в городе удерживать, забыл рассказать? А-а, ты и сам не знаешь…

– И почему же, ваше высок… высокобродие, не знаю?

– А что бы ты с недовольными твоей властью сделал?

– С нед… недовольными? Я бы… хек… разобрался, чем они недовольны… Провел бы эту… работу.

– А чего ее проводить? Стрелять надо!

– Что? Вы, в-ваше высокоблагородие, человек без чести.

– А ты весь из себя положительный. И потому никогда не станешь настоящим полководцем. Вспомни – ик! – хотя бы Наполеона, величайшего человека. Когда он стал истинным правителем Франции? После девятнадцатого брюмера? Как бы ни так! После англо-роялистского заговора против него. Он не смотрел, кто виноват, кто нет – он казнил всех высокопоставленных подозреваемых, даже бурбонского принца. А потом, пока Европа очухивалась, провозгласил себя императором.

Вардгес перевел дух, с презрением покосился на Эдесянов стакан с самогоном. Выставил на стол рюмку, плеснул коньяку из фляги. Подумал, достал вторую рюмку, налил и Эдесяну.