Милитариум. Мир на грани

Генерал связался с командиром приданного авиаторного полка и запросил поддержку с воздуха. Наличие крупного калибра – «каноне навале», судя по мощи выстрелов – у противника тревожило Эгберса; две-три полевые пушки в этих пещерах были, по всей видимости, заменены более мощными… но как итальянцам удалось втащить тяжелые орудия на такую высоту?

Он нетерпеливо посмотрел на часы. До начала атаки Дитца оставался почти час. За это время «каноне» наломают дров – длинноствольные орудия легко доставали до третьей линии окопов немцев и даже дальше…

Спустя пятнадцать минут, тянувшихся, как патока, Эгберс наконец-то разглядел тонкий, как игла, фюзеляж биплана «АГО», разведчика, звук моторов которого заглушала канонада. Разведчик нырял осой между шапками шрапнельных разрывов, крутясь у северо-восточного обрыва горы, и вскоре улетел, приветствуемый ревом восторга из немецких окопов: там предвкушали вторую часть действа в воздухе, которое тем не менее началось еще через четверть часа… А в это время орудия крупного калибра из пещер продолжали мешать с грязью траншеи немцев.

Шестерка «Альбатросов» выстроилась в большую карусель и начала методично обстреливать амбразуры с грозными «каноне», поочередно сваливаясь из карусели для атаки на батареи противника. На время воздушной атаки огонь немецких пушек прекратился, но пещеры стали огрызаться еще яростнее. «Альбатросы» чувствовали себя хозяевами положения, потому что у итальянцев не было должной воздушной поддержки еще со времен Второй битвы при Изонцо, и немецкие самолеты с каждым заходом всё увереннее накрывали цель пулеметным огнем. Так продолжалось довольно долго, и, казалось, «Альбатросы» наконец заставят орудия замолчать, – до той поры, когда итальянский егерь-ардито, высунувшись из пещеры, метко поджег один из «Альбатросов» огнеметом… Другой самолет потерял управление и взорвался, врезавшись в скалу. Когда еще один биплан развалился на куски от прямого попадания зенитного снаряда, Эгберс понял, что воздушная атака провалилась.

Он в гневе закрыл глаза. Генерал не слишком верил в успех «Гельбшаттена», однако в нынешней обстановке немцы отыграли все свои козыри…

Почему, черт возьми, медлит Дитц?! Неужели он не видит, не знает, что происходит?

Словно бы в ответ на его мысли, гора вздрогнула, натужно охнула, будто живая, вспухнув на глазах, и затряслась, заколыхалась в агонии. Из нескольких пещер, как из зева дьявола, полыхнуло пламя взрывов, языки которого выпростались на десятки метров. И лишь тогда до немецких траншей, до бункера с Эгберсом докатилась дрожь земли, донесся звук исполинского взрыва, многократно усиленного эхом из глубокого ложа реки. Звук был больше похож на рев мифического великана, побежденного в битве, в которой он считал себя неуязвимым, – и боль, и ярость поражения смешались в этом трубном звуке.

Эгберс, завороженный увиденным, замер.

Гора словно бы съежилась, уменьшилась в размерах… Из ее пещер, которые еще недавно так яростно огрызались смертоносным орудийным огнем, потекли слезы…

Желто-коричневые слезы тяжелыми струями стекали из глаз-пещер. Фосген, желтая смерть, то, о чем говорил командир «Гельбшаттена». Газа было много, невероятно много; похоже, Дитц постарался… Эгберс покачал головой. Он представил, что сейчас происходит в изуродованных пещерах с теми несчастными, кто чудом остался в живых, но были обездвижены, завалены обрушившейся породой…

Тишина нависла над долиной реки Изонцо. Плотные облака пыли и дыма, смешанные со смертоносным газом, грязно-серым саваном накрыли гору.

Эгберс вздохнул, взглянул на часы и приказал начать переправу через реку в пятнадцать ноль-ноль.

Когда первые понтоны немцев ткнулись в каменистый берег противоположной стороны, пушки Изонцо молчали. Капитан Дитц сдержал свое обещание.

* * *

… – Дыши, дыши нормально… нет, не сопротивляйся, я помогаю тебе! Сосредоточься!

Рука в черной лайковой перчатке насильно протолкнула дыхательный патрубок противогаза в стиснутые губы, одновременно зажав нос и прикрыв глаза человека, чье лицо было бы скорее похоже на мраморную скульптуру от обильно покрывшей его пыли, если бы не рваная рана на лбу, которая сочилась кровью. Вытолкнув загубник, он зашелся в мучительном, разрывающем легкие, приступе кашля.

Рассеянный свет проникал сквозь пролом в стене. Амбразура, разваленная взрывом, чудом удерживала свисающую вниз гигантскую «сигарету» тяжелого орудия, зацепившегося казенником за изгиб скалы на краю пещеры.

Лицо перекосилось от боли. Те же руки в перчатках сноровисто натянули на него маску противогаза.

– Теперь вставай, поднимайся, слышишь? У меня мало времени! – Обладатель перчаток бесцеремонно тормошил беднягу.

– Как ты… меня разыскал? – Голос из-под маски звучал негромко.

– «Демоны»…они, как собаки, чуют своих хозяев. Как настоящих, так и бывших, – хмыкнул Дитц.

Едва человек, которого он поднял, смог самостоятельно стоять, капитан сделал быстрый шаг в сторону; в его руке сверкнула вороненая сталь «люгера».

– Повторюсь: у меня нет времени. Ты знаешь, зачем я тебя искал.

Раненый кивнул.