Милицейская академия I–II

Как рассказала Тамара, бессменная секретарша Аркадия Петровича, все эти дни он просто не покидал кабинет, изнывая от нетерпения, но сегодня додумался нажать на какую–то там кнопку на загадочном аппарате и включил его, а спустя минуту получил и факс.

И вот, я сижу у себя и разглядываю две страницы странных закорючек. В китайском, честно признаюсь, я не силен, но и то, что я вижу, китайским назвать весьма затруднительно. Хотя иероглифы, понятное дело, там присутствуют — где вы видели китайский текст без иероглифов?

Однако я также никогда не видел китайского текста с откровенно арабскими закорючками, вкраплениями английского алфавита и кириллицы. Можно было, конечно, как и раньше в таких ситуациях, придумать свой собственный текст, но, к сожалению, на этот раз я понятия не имел, что хорошего хотели сообщить нам наши китайские друзья.

Впрочем, у меня тоже был факс и верный друг Макс, которому я тут же отправил эти две странички, сопроводив их душераздирающей подписью о немедленной помощи.

Макс позвонил сам и, всхлипывая от смеха, непринужденно разъяснил мне содержание загадочного текста — это был тест, который отрабатывают все факсимильные аппараты при нажатии соответствующей кнопки. Факсы любят демонстрировать, на что они способны, и если их как следует попросить, выписывают на бумажке алфавиты всех языков, которые они знают, в том числе и китайский, естественно. Подключать факс к телефону при этом не обязательно, добавил язвительный Макс.

Шеф явно просил как следует, нажимая в нетерпении на разные кнопки, и даже после того, как я передал ему комментарий Макса, он, отведя меня в сторонку, попросил не ломаться и все–таки перевести текст, что я и сделал, написав русский алфавит двенадцать раз — по числу языков. Слышали бы вы, как он тогда орал.

Все это вместе означало лишь одно — шеф сбрендил и что–то надо было делать.

Что именно — вот это мы и решали, собравшись в тесной каморке технического директора фирмы.

Решение предложил Пронин, поведав о знакомом психиатре, проживающем, кстати, рядышком. Скинувшись по принципу, кто сколько не пожалеет, мы собрали достаточно, чтобы вылечить Жириновского от мании величия, а требовалось явно меньшее — вправить мозги генеральному директору малюсенькой фирмочки.

Психиатр, заслышав про наличные, явился немедленно и, толкаясь за его сутулой спиной, мы проводили спасителя до кабинета шефа. Санитары, здоровенные кабаны, почему–то в пятнистых темно–зелёных халатиках, вошли следом. Закрыв поплотнее дверь за дежурной бригадой, мы уселись у селектора в приемной, попросив Тамару врубить трансляцию на полную катушку.

— Ну–с–с, как поживаете, Аркадий Петрович? — это лекарь завел свою лечебную бодягу, гипноз там всякий подключает, путь к подсознанию, значит, нащупывает.

— А вы, собственно, кто такой? — возмущается шеф. — Вам, извиняюсь, какого хрена здесь надо?

— Да вы не волнуйтесь так, Аркадий Петрович, расслабьтесь, сосчитайте до ста. Вот, кстати, сколько будет десять розовых слоников плюс двадцать синих бегемотиков? А? Ну сколько?

— Один зеленый идиот, — хрипит в ответ Петрович. — Я сейчас охрану вызову, они вам посчитают — ребра и прочие конечности.

Что интересно, тревожную кнопку при этом не жмет, ждет, стало быть, продолжения.

— Ну–ну, Аркадий Петрович, так у нас дело не пойдет. Может, вы стишок какой–нибудь мне прочитаете? Знаете, про зайчиков, про мишек косолапых или птичек винтокрылых? Что–нибудь такое

знаете — мишка по лесу гулял, птичку в небе увидал? Зайчик рядом проскакал…

— Пасть кому–то разорвал, — злобно закончил Петрович. — Катитесь, пока я вам косолапость не исправил.

И опять–таки охрану не вызывает, и сам не кидается — удивительное дело, между прочим. Если б я ему что–нибудь такое рассказал, он бы меня, клянусь, тем же факсом бы прихлопнул, а здесь ничего, терпит.

— Ну–с, ладно. Рефлексы у вас, конечно, слегка заторможенные, но норму соблюдают. А вот стул у вас, извиняюсь, как, не беспокоит? Густой или, скажем, жидкий? Вы всегда его внимательно обследуете?

В этом месте раздается жуткий крик и разные звуки, вроде как кого–то стулом стукают по голове, причем не один раз. Мы, конечно, в кабинет врываемся и что же: Петрович, в рубашке соответствующей, уже лежит на складных носилках, санитары ему воротничок поправляют, а лекарь, падла, нос засунул в наши важные бумажки на столе, а событиями вокруг вроде даже не интересуется.

Мы, конечно, ему напоминаем о больном гражданине, но неврологический патолог упрямо читает то, что ему читать не положено. Натурально, за уши патолога оттаскиваем и провожаем до дверей, помогаем погрузить директора в машину и машем вслед платочками. И буквально тут же подруливает «запорожец», из которого вылезает гражданин в белом халатике и вежливо так интересуется, кому тут понадобился психиатр.

Мы, понятно, смотрим вопросительно на Пронина — он, зараза, все это затеял, но тот руками разводит и на второго психиатра сам кидается, с вопросами. — Ну а тот спокойно отвечает: