И тут же, не дав договорить, Ханя обхватил его, принялся вертеть, стучать радостно по плечам. Потом вытащил в коридор и поволок в сторону чекинского кабинета. Откликаясь на пронзительный Ханин голос, выскочил Чугунов и, побросав прямо на столе дела, увязался за ними. Так что к Чекину ввалилась буйная ватага, требовательно нависшая над невозмутимо печатающим шефом.
- Новое начальство п-привели, - доложился Чугунов.
Чекин продолжать печатать. Потом высоко поднял левую руку и резко бросил её на клавишу.
- Точка. Чего столпились? Или у нас не конец месяца?
- Так отметить бы. Валюха Каткова звонила, - искательно напомнил Чугунов. - П-приглашают.
- Ну, Александрыч? - Ханя искушающе нагнулся к шефу. - Вино, бабы. Нонка пренепременно будет.
О слабости Чекина знало всё отделение.
Освободив каретку, Чекин вложил новую закладку.
- Александрыч, такой день, - всё ещё надеялся Вадим.
- М-да, - согласился Чекин. - День точно особый: конец месяца. Всем по боевым расчетам!
Дождался, пока шумно вытеснятся разочарованные следователи. Пригляделся к удрученному Андрею.
- Всё знаю.
- Сутырин напрямую сказал, что из-за Валюхи. Дал понять, чтоб выбирал.
- И что выбрал?
- Да не во мне дело. Просто думаю вот, сколько можно ей жизнь портить. А ты что скажешь?
- Тебе жить, - Чекин, потеряв к разговору интерес, намекающе провернул каретку. - Эу, ты чего там обнаружил? - Что за хреновина? - разговаривая, Андрей механически перебирал сложенные на углу тоненькие папочки с выведенными на обложках номерами и фамилиями. Одна из них и привлекла его внимание.
- Сам не видишь? - удивился вопросу Чекин. - Свежие уголовные дела.
- Свежие, говоришь? - Андрей непонятно для Чекина хмыкнул. - По обвинению гражданки Садовой, да еще в чем?!
- Знаком?
- Более чем. Даже в свое время приволочиться пытался. Но - такая гордячка! Вот уж не подумал бы. Да, хитра жизнь! Экие коленца забрасывает...
- От Мороза информация есть?
- Пока никакой. Что-то в самом деле задерживается, - озадаченно припомнил Тальвинский.
- Сергей Васильевич! Николай Петрович! - умоляюще прошептал он. - Но я прошу...
- Будешь хорошим мальчиком, все будет тип-топ, - безразлично пообещал Лисицкий, обмахивавшийся двумя мелко исписанными листами бумаги. Он открыл сейф и под безысходным взглядом южанина небрежно забросил их в прожорливое металлическое нутро.
Мороз без труда сообразил, что это было, - подписка о согласии на негласное сотрудничество. Тариэл в свою очередь увидел, что человек, не допущенный к разговору, все понял. И такой всеобъемлющий, неконтролируемый страх утвердился в лице его и в съежившейся обреченно фигуре, что даже Рябоконь счел необходимым успокоить:
- Не дергайся, здесь чужих нет. Сказано - как заперто. Но и ты гляди, курва. Попробуешь натянуть - двурушничества не прощу.
Не постращать для острастки Рябоконь попросту не мог.
Униженно покивав, согбенный человек с гордым именем Тариэл, пятясь, вытеснился на свободу.
- Это тот самый знаменитый следопут Тальвинский? Здорово, земеля. Твой друг старина Лисицкий оченно тебя беспокоит. Попахали мы тут на тебя с Серегой, как два подержанных бобика... Да. Нашли и даже "развалили". Но - не знаю, обрадую ли? Нацменов этих "крышуют". Появился такой кооперативчик с развеселым названием - "Пан спортсмен". В основном из бывших боксеров. Вот по их поручению Тариэл и торговал. Они ему и товар передавали. А вот от кого они сами берут, это он не в курсе. Не тот уровень. Единственная слабенькая зацепка - по обрывкам разговоров он понял, что с этим как-то завязана старший товаровед Горпромторга Садовая. Слышал про такую?
- Еще бы! Вот уж подлинно - тесна земля, - прогремел ликующий голос Тальвинского.
- Особенно-то губы не раскатывай. Сам с ней не знаком, но, по мнению моего доверенного человечка, Слободян ее использует вслепую. Знает, что не болтлива. И еще, когда будешь ее допрашивать, поимей в виду: на Тариэла не ссылаться. Дорог мне теперь нежный, трогательный этот южный человек. Ну, ты понял... Мороз? Здесь... Даю. Словом, мы свое дело сделали. Если что еще понадобится, пишите письма в голубых конвертах! Не прими как намек.
Он протянул трубку Морозу.
- Слушаю, Андрей Иванович!
- Виталик! Завтра с утра двигай в Горпромторг и - живую ли мертвую - волоки ко мне эту Садовую.
- Понял! - возбужденный голос Тальвинского предвещал удачу.